Сделав глубокий вдох, Кирстин всё же вошла в деканат и в результате недолгого разговора обнаружила, что документы, которые она принесла, годятся только для поступления на первый курс.

– Я могу что-нибудь досдать… – растерянно сказала она, но в ответ получила лишь очень вежливый, но категоричный отказ. Вежливость, с которой говорили все вокруг, начинала её доводить.

Вечером, добравшись до своей спальни и устроившись на кровати с ноутбуком, Кирстин пожаловалась Рею на то, что произошло. Она была полностью разбита.

– Три года, Рей… Я теряю три года. К тому времени, когда я выпущусь из этой чёртовой школы искусств, мой возраст уже будет подходить к тридцати. Я разругалась с отцом, чтобы поступить в Эдинбургский Университет – и вот теперь у меня нет ни отца, ни Университета, ничего. И в двадцать два я буду поступать в школу во Франции как полный новичок. Меня будут считать дауном из-за того, что я с пятого на десятое понимаю их язык – и можешь ничего не говорить мне про толерантность, я прекрасно знаю, как на иностранных студентов смотрели у нас. Я буду два года проходить то, что давно уже знаю, и ещё год – то, что мне уже показал Бастьен. Я буду, наверное, старше их всех на несколько лет, и маловероятно, что найду там новых друзей. Я уже ничего не хочу, Рей.

Она подтянула к себе колени и уткнулась в них лицом. Потом подумала и чуть повернула голову вбок: так, чтобы видеть на экране Рея. У того был странный взгляд, плохо сочетавшийся с твёрдым изгибом губ. Затравленный – так бы сказала Кирстин, и ей стало стыдно за собственные слова.

– Я не пытаюсь убедить тебя отпустить меня в Шотландию, – Кирстин вздохнула, – за ту пару недель, что тебя здесь нет, я чуть не сошла с ума. Так что не знаю, как смогла бы там жить. Тем более что Лоуренс и все остальные… они ведь уже выпустятся. Я всё равно вынуждена буду учиться в лучшем случае на год позади них. И это если мне позволят досдать экзамены за второй год…

Рей долго молчал, и лицо его стало ещё мрачней.

– Я бы хотел приехать и попробовать тебе помочь, – сказал он, – но я не думаю, что смогу что-нибудь поменять.

Кирстин покачала головой.

– Я ничего у тебя не прошу. Я бы и правда хотела, чтобы ты приехал – но для того, чтобы меня обнять, а не для того, чтобы идти ругаться в деканат.

Кирстин не понимала, что происходит, потому что после этой фразы на лице Рея отразилась ещё большая боль, и она уже начинала жалеть, что вообще заговорила об этом.

– Ладно… – начала было она, намереваясь увести разговор в сторону, но Рей её перебил:

– Кристи, я люблю тебя. Прости меня за всё. Я не хотел причинять тебе боль.

Кирстин моргнула, и вдруг до неё дошло.

– Я не виню тебя, Рей, – поспешила ответить она, – ты спас меня от куда худшей жизни. Если бы не ты, я бы вообще ни о каком колледже сейчас не помышляла.

Рей поджал губы.

– Всё дело в благодарности, да? – спросил он.

– Что? – Кирстин снова озадаченно замолкла. – Рей, не могу понять, кто из нас сегодня не в себе. Но, по-моему, у меня для этого больше причин.

– Да, – Рей снова поджал губы. – Кристи, я очень тебя люблю и очень по тебе скучаю. Надеюсь закончить здесь до выходных, а потом давай уедем куда-нибудь на пару недель.

– Я ещё не закончила нашу «Европу»… – пробормотала та.