Операция в самом деле прошла без осложнений. Рей прилетел на следующий день, когда Кирстин мучилась то от боли, то от онемения после анальгетиков на всём лице. Каждые полчаса ей приходили менять компрессы и когда повязки снимали, Рей наблюдал её отёкшее, местами посиневшее лицо. Это всё равно было лучше, чем то, что он увидел в самый первый день.

– Примеряешь на себя? – спросила Кирстин, когда очередной медбрат ушёл.

Рей машинально коснулся шрама рукой.

– Вначале я дождаться не мог, когда смогу его удалить, – сказал он, – а потом… привык. Так что не знаю, доводить дело до конца или нет.

– Не могу представить тебя без него, – Кирстин попыталась улыбнуться и тут же об этом пожалела.

Она замолкла, размышляя о чём-то, а потом произнесла:

– Знаешь, а мне уже делали что-то подобное. Только я совсем не запомнила, как это было.

Рей вопросительно посмотрел на неё.

– У меня была родинка, – она коснулась пальцем места над губой, – вот тут. А потом я просто посмотрела однажды в зеркало и поняла… что её нет.

Рей помрачнел.

– Ты снова вспоминаешь о том, как тебя держали в плену?

Кирстин качнула головой.

– Меня удивляет другое, Рей, – сказала она, – я эту родинку никогда не любила. Она досталась мне от матери, и я всегда думала, что она портит лицо. К тому же, это был лишний повод для ссор с отцом – ему казалось, что я слишком похожа на мать. Но когда я увидела, что её нет… Как будто бы потеряла часть себя.

Рей прикрыл глаза и, сделав глубокий вдох, подсел ближе.

– Возможно, это был лишний груз прошлого, – сказал он.

– Может быть, и так… Только, лишившись его, я не стала лучше ладить с отцом.

Они надолго замолчали. Рею ужасно хотелось её поцеловать, но он понимал, что нельзя.