— Останься со мной. Останься хотя бы ещё немного, — просит Константин, заметив в ней перемену. — Останься.

Анна с сожалением глядит на затухающее зарево горных пиков на горизонте.

— Я бы очень этого хотела. Но уже темнеет. Боюсь, ещё немного — и моя Стража поднимет тревогу и отправится меня искать. Но я обязательно — ты слышишь меня? — обязательно вернусь! Так скоро, как только смогу.

Константин печально вздыхает. Меньше всего на свете он желал бы сейчас вновь расстаться с ней. Но если она верит в то, что сможет что-то изменить, верит в собственные силы — он не станет разубеждать её, не станет давить и ставить ультиматумы. Не станет напоминать о том страшном дне у подножия вулкана. В конце концов, он сам всегда верил в неё. Так пусть у неё будет время на принятие решения. Время осознать, что правильным решением может быть лишь одно.

Он вновь улыбается, вновь крепко сжимает её руку в своей руке.

— Я хочу проводить тебя.

Обратная дорога до плато, где оставшиеся солдаты разбили лагерь, оказывается до безумия короткой. Константин даже не помнит, о чём они говорят по пути. Он помнит лишь чарующую вибрацию её бархатного голоса, лишь тепло её руки в своей руке. Лишь то, что, глядя в её восхитительные глаза, ставшие совсем зелёными в сумерках, он как никогда раньше чувствует себя всесильным, всемогущим, способным абсолютно на всё.

«Уходи!»

Константин чуть заметно качает головой, будто отгоняя назойливую мошку.

«Уходи, глупая девчонка. Беги отсюда!»

Вместо обычного скепсиса и желчи в тоне Верховного Короля чувствуется едва уловимая тревога. Он рассчитывает, что Анна сможет услышать его? Зачем? К чему это всё?

«Ты не поможешь. Рядом с тобой он лишь безумнее. Беги, пока можешь! Беги и не возвращайся!».

Константин ласково улыбается.

— Ты только возвращайся скорее. И в следующий раз можешь прийти одна, без солдат. Никто здесь не посмеет тебя тронуть.

Он обнимает её на прощание. Чуть склоняется, чтобы ещё раз заглянуть в глаза и… И не может удержаться: легонько целует в переносицу, в уголок глаза, висок, краешек скулы, скользит губами по нежной коже за её ухом, глубоко тянет носом запах её волос — запах горьких луговых трав, морской соли и дерева, нагретого солнцем.

— Константин… — голос Анны взволнованно сбивается. — Ты…

— Да. Ты всё правильно поняла.

Голубоватая жилка на её шее начинает биться чаще, когда он касается губами и её тоже, когда скользит щекой по щеке, когда его глаза оказываются так близко к зелёному янтарю её широко распахнутых глаз.

— Как давно?.. — чуть слышный потрясённый шёпот щекочет его губы, замершие в полудюйме от её губ.

— Всегда.