Книги
Такие обстоятельства
Для меня – лучше всего знакомство походя. Так и получалось с Францией. Вся история, казалось, сошла для нас с библиотечных страниц. Франция всегда считалось близкой нам страной и тут со своей литературой и историей оказалась перед нами наяву. Париж был началом и концом наших командировок. Технические работы велись в Тулузе.
Из космонавтов в первом экипаже готовился опять Кретьен, осуществивший до этого первый французский космический полёт. После, рассуждая задним числом, стоит удивиться превратностям судьбы. Как говорят: «Судьба играет человеком, а человек играет на трубе». Сильны мы задним умом. Ещё говорят, знал бы, где падать, заранее соломки бы подстелил.
Ах, судьба! Она непредсказуема. Первый космонавт Франции Жан Лу Кретьен безусловно рисковал, трижды отправляясь в космос, но беречься ему следовало в другом месте. В миллениум в магазине Home Depot в штате Техас на него с высоты трёх метров свалился двухпудовый сверлильный станок, сделав его инвалидом.
В научном центре нам демонстрировали левитацию. Она в числе нестандартных проявлений. К ней у меня особое отношение. Тянет меня кромка обрыва или край высокого здания. В этом что-то атавистическое. В Подмосковье вырыли глубокий ров. Потому что рядом насыпали искусственную гору для горнолыжных утех. Ходить по краю рва доставляет мне удовольствие.
Вернувшись из Франции, я зашел к шефу, где помимо всего собирался рассказать о левитации. С приезжим профессором они сидели на кухне за столом, с которого были уже убраны деловые бумаги и намечался легкий перекус. Нельзя было назвать этот стол обильным. Он скромен был и характерен иным. Основу его составляла беседа, которую я прервал, вручив привезенную из Франции бутылку французской водки, которая переводилась забавно «Водою жизни», «О де ви». Название развеселило присутствующих. «L’eau de vie». «Вода жизни». Шеф по-детски радовался и повторял: Вода жизни…Именно…
Я знал, что «профессор» звучало для шефа завораживающе, как прежние титулы – граф, князь, барон или маркиз. Он и перед прочими любил пустить пыль в глаза. Однако на этот раз эффект превзошёл все ожидания.
Беседа на этом была, собственно, прервана, хотя она и естественно закончилась, потому что то, о чём здесь договаривались, было не для посторонних ушей. Она, как и многие переговоры, велась тет-а-тет, имея важные последствия для обеих сторон.
Вернулась с прогулки Надя. Она раздевала раскрасневшегося Колю и говорила обыденное, возвращая присутствующих в жизнь.
В целом я с моими знаниями и опытом был чрезвычайно полезен шефу. Он мне доверял. Я был нужен ему и где мог его заменял. Благо, знал всех лично и умел нужное посчитать, а мой авторитет без стука открывал двери любых кабинетов. И всё-таки что-то он и от меня скрывал.
Старшую экономистку Наталью можно считать аборигеном третьей территории. У неё и муж работает здесь, на перекисном стенде, у Решилова. Работы с перекисью начинал в энные времена я, и Решилов продолжал их в моей группе. Со строительства перекисного стенда, до управления спускаемых аппаратов.
Через Наталью Решилов попросил в качестве сувенира схему парижского метро. Я с удовольствием схему ему через Наталью передал, осознавая, что это нам доступное и простое, невозможно другим. Об этом им оставалось только мечтать и это было и несправедливо, и нечестно. Не мог он пока схемой воспользоваться по назначению. О, наши порядки, и я искренне сочувствовал ему.
Возглавляющий в то время ОКБ Валентин Глушко был легендарным ракетчиком, но посмертная слава Королёва, триумф покорения космоса и общий настрой поразили и его. Ему принадлежат слова о том, что, если бы его собственные похороны походили на славу и похороны Королёва, он согласился бы на них тотчас, не задумываясь.
При нём продолжалась работа с полётами, кораблями и станциями. Однако главной его заслугой этого периода можно посчитать завершение создания супер-ракеты «Энергия», сверхтяжёлой ракеты того же класса, что и «Сатурн-5», доставившей астронавтов на Луну. Хотя основным творцом её по праву нужно посчитать Бориса Губанова, выходца из того же днепропетровского «Южного», одного из создателей грозной «Сатаны».
Глушко возглавлял ОКБ пятнадцать лет. В январе 1989-го, он умер. Королевство осталось без короля, и естественно возник вопрос о замене. Наступили смутные времена. Шеф что-то чувствуя, отирался в верхах. С будущим руководителем фирмы была такая история. Не главным был он пока на фирме. У Генерального замом, но в руководстве фирмы уже кадры менял. Под себя.
В начале года не стало Генерального. Губителем был – атеросклероз. Собрали сборище. Из министерских и с присутствием правительства. На заключительном расширенном заседании решалось: «Кто станет новым Генеральным? Из министерских или свой?» Чаша весов колеблется.
Ходили слухи, что нам пришлют назначенца из министерства, чиновника до мозга костей, и ещё теплилась надежда, что назначат кого-то из своих. Не кого-то, ясно было кого. Наконец, в ОКБ собрали сборище – обсудить и затем Генеральным утвердить. Нашим карьеристам на нём было важно не только выдвинуть его, но и показать ему свою приверженность в расчёте на будущее.
Тогда в отношениях с шефом у нас и появилась первая трещина. Шеф понадеялся на меня. Пробивал как мог. Ему было важно заявить о нас в новом качестве. С трудом он добился моего присутствия. Ему не терпелось пустить вход моё хвалёное красноречие. Начались выступления в защиту. За этого и того. Все ожидали перелома. Наш тоже из пришельцев. Основная масса выжидала.
Выступить на подобном сборище – то же, что пройтись по вантам крымского моста, заглянув вниз. Всё видно и боязно. Ответственно. Впрочем, поддержка не обязательна, так казалось мне, и был некий люфт. Особое собрание состоялось в особом огромном зале ГОНТИ с моделью первого спутника под потолком вертящемся на гибком подвесе в потоке воздуха. Тем временем прения заканчиваются. Обошлись без меня и слава богу, хотя недовольство шефа налицо. Подвёл я его. Пусть привыкает, хотя он, должно быть, на меня в тот раз своё первое «фе» нарисовал. Заслужено. Не спорю.
В присутствии министерства и военно-промышленной комиссии ЦК, по сути, выяснялось поддержит ли коллектив предприятия нашего нового? Не здешний он, а со стороны, из Днепропетровска, по сути блатной, но заслуживший уже признание по сумме дел.