— Так Сапа Инка приказал сдать все со складов его людям, — ответил все тот же мужик, а про мосты — так давно ж никого не посылали их ремонтировать. А про почту мы и не знаем-то ничего — то не нашего ума дела.

— Это какой такой “Сапа Инка”? — уже закипая, ехидно поинтересовался Уалтопа. Он прекрасно знал, что Уаскар никогда не отдавал — да и не мог отдать — такого приказа.

— Так Руминьяви, конечно. Кто же еще, — с показным простодушием произнес все тот же мужик, — А разве еще какой есть?

— То есть самозванец и предатель, — буквально прошипел в ответ наместник, — Есть лишь один Сапа Инка — Тупак Куси Уальпа Уаскар. И вы обязаны исполнять ЕГО приказы!

— Ну мы ж люди темные, — явно передразниваясь, ответил все тот же мужик, — Порядков-то ваших не знаем. Нам как камайок приказал — так и делаем.

— А не проваливал бы ты, инка, домой — пока цел? — внезапно прозвучал еще один голос.

— Что ж, — едва сдерживая себя, мстительно усмехнулся Уалтопа, — В таком случае согласно приказу Сапа Инки Тупак Куси Уальпа жители поселений, которые могут оказаться в зоне боев, подлежат эвакуации в безопасные места на юге страны. Вас это тоже касается. Даю два дня на сборы.

Надо сказать, эффект полностью совпал соответствовал ожидаемому. Кругом тотчас поднялись крики, главный смысл которых был в том, что никуда они не поедут и что Уаскар им никто и ничего приказывать он не может. Провокация удалась в полной мере.

— Так, значит, вы все знаете, кто на самом деле Сапа Инка, но не желаете выполнять его приказы? Более того, создаете всяческие препятствия нашему походу? — теперь голосом Уалтопы, казалось, можно мгновенно обращать в лед.

Суд над жителями деревни начался на главной площади деревни вскоре после обеда. В качестве обвинителя — как чиновник высшего ранга — выступал на нем сам Уалтопа, в качестве свидетелей — многочисленные солдаты, ну а судья — он при армии всегда имеется. Как раз для таких вот случаев. В ходе суда нескольким жителям деревни были предъявлены обвинения в государственной измене и пособничестве самозванцу, разрушение мостов и уничтожение армейских складов — статьи, за которые грозила неминуемая казнь. Стараясь спасти свои жизни, жители сдали всех. Нашелся и староста, и три “отсутствующих” камайока — два “десятника” и “пятидесятник”. Вот только куда делось продовольствие — ответить не смог никто. Четверо ж главных обвиняемых, прекрасно понимая, что снисхождения не будет, на суде вели себя откровенно нагло, оскорбляли присутствующих и Сапа Инку, сыпали угрозами и разглагольствовали на тему о том, как Руминьяви покажет им всем “кузькину мать” — однако упорно молчали на тему, куда они дели продукты со склада.

— Таким образом, суд выносит следующий приговор, — по окончанию разбирательств взял слово судья, — Старосту деревни Тиксан, двух чанкай камайоков и пичка чанкай камайока за государственную измену, разрушение мостов и уничтожение хранилищ приговорить к смертной казни путем сбрасывания в пропасть. Остальных жителей деревни признать пособниками. Айлью Тиксан расформировать. Жителей семьями расселить по территории Тауантинсуйу.

В Тиксане армия задержалась еще на четыре днея. Пока по приказу Уалтопы устраивали облавную охоту, пока солили добытое мясо, пока готовились к продолжению похода… А к вечеру шестого дня к деревне внезапно подошла другая армия — это шли те южане, кто дезертировал из Северной армии, не пожелав служить ни Руминьяви, ни враждебным ему вождям. Вместе с ними шли и беженцы — бывшие митимаи из Чильо, для которых новая власть была откровенно враждебной. Лагерь передовых частей армии Уалтопы — как и Южную армию, ее пришлось разделить на несколько частей — сразу наполнился шумом. Вновь прибывшие приветствовали тех, кто уже был здесь, рассказывали о своих злоключениях, делились впечатлениями.

— Мы вышли из Кито в тот же день, когда стало известно о смерти Атауальпы, — рассказывал Уалтопе командовавший этим войском, несмотря на невысокое звание, офицер, — В тот момент еще никто не знал, кто станет приемником Атауальпы и что вообще будет происходить. Наши генералы приказывали нам сидеть по казармам и говорили, что скоро Сапа Инкой будет провозглашен Руминьяви. Вот только мы не собирались служить самозванцу.

— Почему ж тогда служили Атауальпе? — с усмешкой спросил Уалтопа.

— Атауальпа был наместником Кито и мы должны были подчиняться ему, — как-то неуверенно ответил офицер, — Ведь таков закон. Мы должны служить там, где нам приказано! Руминьяви ж — он не имел никакого права назвать себя не то что Сапа Инкой, но даже и новым наместником Кито. И поэтому мы и решили бежать. В том бардаке, что тогда творился, задержать нас не решился никто — да и не было поблизости никого из тех, кто мог отдать такой приказ. А потом было уже поздно. Пройдя через Чильо, мы также забрали оттуда наших поселенцев-митимаев, которые теперь оказались в окружении врагов.

— И много вам создавали препятствий? — поинтересовался Уалтопа.

— Поначалу практически никаких. Все получилось слишком неожиданно. Потом начали — но не особо активно. Мало кто решится встать на пути у четырех с половиной тысяч лучших солдат Тауантинсуйу, — самодовольно произнес офицер, — Вредили по мелочам. На тамбо внезапно опустели продовольственные склады, некоторые мосты оказались разрушены. Но это не стало серьезным препятствием. Нам удалось захватить большие запасы продовольствия еще в Латакунге, а ремонт мостов — для нас давно привычная задача…

Расспросив офицера о дальнейшем пути и обстановке в провинции, Уалтопа решил несколько подкорректировать план дальнейших действий. А на следующий день объявил и об отправке домой пятнадцати тысяч солдат из своей армии — тех, что сейчас стояли близ тамбо южнее Тиксана. С ними пойдут беженцы из Чильо и ссыльные из этой деревни. В конце концов, от полученных четырех с половиной тысяч солдат толку будет больше, а вот запасов потребуется меньше.

Утром шестого дня армия выступила в дальнейший поход. И хотя скорость продвижения увеличилась не сильно, настроение солдат на этот раз было куда лучше. Да и места постепенно становились все более обжитыми — особенно после Флореса. Теперь деревни попадались буквально на каждом шагу — хотя, отношение их жителей не изменилось ни на грамм. А на восьмой день перед ними внезапно открылся город — Риобамба. И хотя по своим размерам он был весьма небольшим, после месяца пути, в течение которого видели лишь мелкие деревушки, он казался огромным. Здесь впервые встретили и вражеских солдат — как потом выяснилось, местные ополченцы попытались остановить их продвижение на рубеже какой-то небольшой речки, но силы были слишком неравны. Форсировать реку с ходу не решились. Следующий день ушел на рубку деревьев и сооружение понтонов, на которых на рассвете следующего дня Уалтопа переправил на другой берег реки пару сотен своих лучших солдат. Когда ж те захватили плацдарм на другой стороне, к ним на плотах было доставлено и подкрепление. Одновременно начали и постройку моста, части которого были заранее заготовлены.

К вечеру мост был готов, и на другую сторону, сметая врагов со своего пути, ринулась лавина инкских войск. Буквально за полчаса вражеская армия была разбита — численность ее, кстати, составила лишь около трех тысяч — и вскоре ворвалась в Риобамбу. Местный курака и ряд чиновников были захвачены на месте, в полной сохранности оказались и склады. Понадеявшись, что сможет продержаться несколько дней, он не поторопился вывезти все их содержимое — и теперь оказался предателем по закону обоих воюющих сторон. Так что если б ему даже удалось бежать — Руминьяви не простил бы этой ошибки. Впрочем, на следующий день начинался новый месяц, потому суд над ним был отложен на два дня.