— Я должен был убедиться, — сказал он, убирая автомат.

Она махнула рукой.

— Где Роулс? — спросила Эмри у собравшихся.

— Мы предполагаем, что скоро он должен появиться тут и объясниться с нами, — ответила ей Сонцев. — Он в курсе того, где мы.

Впрочем, Сонцев ошибалась: в этот самый момент самолёт главы Комитета по этике и самого влиятельного политика уже довольно условно свободного мира стоял на взлётной полосе и готовился к вылету во Второй сектор, а сам Роулс, по чистой случайности улизнувший от Джил, занял своё место на борту.

Гению оставалось совсем немного, чему он был несказанно рад: у него больше не осталось сил бежать.

Эмри вышла из кабинета и попросила отыскать для неё Роулса на карте корпорации. Узнав, что это займёт некоторое время, она вернулась к собравшимся, чтобы объявить о своём последнем решении. Решении, которое тяжело ей далось, поскольку требовало от неё поступиться основополагающими принципами комитета. И всё же план по уничтожению информационного оружия нужно было довести до конца.

К огромному разочарованию Гения, он заметил вооружённых людей у входа, к которому направлялся. И судя по всему, они по каким-то причинам не были подвержены действию А-17. Кого они ждали? Уж не его ли? Ему пришлось резко свернуть влево, надеясь, что они его не заметили.

Эмри не успела рассказать то, что хотела, потому что её прервали.

— Джеймс Роулс, — на английском языке сообщила молодая девушка из технического отдела, — покинул территорию корпорации.

Эмри окинула взглядом коллег: вид у них был абсолютно потерянный. Да, многие из них подозревали его в махинациях, но что он вот так возьмёт и сбежит, учитывая, что против него даже обвинения никакие не выдвинуты, не ожидал никто.

— А что, если он увёз с собой копию А-17? — высказал догадку Моррван.

— Это мы, к сожалению, скоро узнаем, — с тяжёлым вздохом ответила ему Эмри. — Извините, мне надо выпить воды.

Это, разумеется, было отговоркой. Но ей действительно нужно было какое-то время побыть одной.

Гений был прав: что было для неё это А-17, если она сама без всякого информационного оружия годами прекрасно заставляла себя делать не то, чего хотела. Но разве не в этой удивительной способности поступать в соответствии с убеждениями, а не чувствами и инстинктами, заключается отличие человека от остального животного мира?

И если искусство быть человеком заключалось именно в этом, она была в этом искусстве непревзойдённо хороша.