Лежа в палатке, я получаю текстовое сообщение на спутниковый телефон: «Быстро перезвони. Тема: Диджой». Хватаю телефон, злясь на себя, что так долго не проверяла его. Дозвонилась маме, которая ухаживала за Диджоем в мое отсутствие. Она сообщила мне плохую новость: «Здоровье Диджоя внезапно и резко ухудшилось».

У меня внутри все опускается. Я знала, что это может случиться. Но между пониманием головой и пониманием сердцем лежит целая пропасть, в которую я сейчас и упала. Я говорю с ним, как говорила всегда, но спутниковый телефон изменяет мой голос. Прошу маму, чтобы она приготовила ему его любимую пасту, и кладу трубку.

Я плачу и не могу остановиться, я одна в палатке посреди леса, который внезапно стал меня угнетать. Ничто в мире не способно меня утешить. Наступает ночь, а я все еще всхлипываю. Затем, на рассвете, с заплывшими глазами и опустошенным сердцем, где ничего не осталось, внезапно ощущаю в своей палатке знакомый запах. Вначале он почти неуловим, но со временем становится очень сильным. Это запах моей собаки, особенный, сразу и мягкий, и изысканный, и вместе с этим очень чистый. Занимается утренняя заря, а я все еще сижу в палатке в шоковом состоянии.

Меньше чем через неделю он умирает.

Я пересекаю Сибирь с грузом горя на плечах. Не прошло ни дня с тех пор, чтобы я о нем не думала. Думаю даже сегодня.

Сидя на обочине грунтовой дороги, снимаю перчатки и достаю термос, который находится в боковом кармане рюкзака. Мое внимание привлекает какой-то шум, и я поворачиваю голову. Срабатывает защитный инстинкт, и я успеваю отпрыгнуть в сторону как раз вовремя, чтобы не попасть под десяток военных танков, которые проносятся мимо на полном ходу. Я всего в нескольких километрах от монгольской границы, и земля кишит военной техникой и людьми в военной форме, словно муравьями.

В самом конце долгого спуска внезапно возникает Кяхта. Это пограничный город с десятью тысячами жителей. Город пережил эпоху расцвета во времена, когда на юг из Сибири везли меха, а обратно из Китая доставляли чай. Мне интересно посмотреть, что осталось от него теперь. Я иду вдоль маленьких деревянных домов в окружении дряхлых заборов. Украшением служат помятый металл и коррозия. Люди с замкнутыми лицами. Монголия всего в паре километров отсюда.

Я покупаю себе растворимый кофе и пью, облокотившись о небольшую стойку. Прохожие смотрят на меня с удивлением, но без особого любопытства. Это очень точное определение: «без особого любопытства».

Здесь нет ничего интересного. Но я представляю себе караваны, оживление, которое возникало с их появлением, звуки и резкие запахи экскрементов животных на дороге, смех торговцев, крики на углах улиц, постоянное движение народа.

Поднимаю голову. Я замечталась, подставив лицо теплым парам кофе. По костям прошелся холодный ветер. В отдалении виднеется лес, который, кажется, готов сожрать город. Деревья подернуты золотом, красным огнем и всеми остальными роскошными цветами осени. Зима уже приближается.

Миссия выполнена, Сибирь осталась позади.

Экспедиция по Азии продолжается: я вернусь в Иркуртск, откуда отправлюсь на самолете в Бангкок, где мне нужно будет сделать кое-какие покупки. Затем поеду в Ботен, на самом севере лаосско-китайской границы, где наконец смогу продолжить идти по первоначальному маршруту в сторону Австралии.

Лаос

Китай остался позади.

Я отправляюсь от китайско-лаосской границы и иду в сторону Луанг-Намтха. Все, что меня окружает, сделано из бамбука: хижины, мебель, инструменты, сушилки для белья, стулья и так далее. У людей улыбающиеся добрые лица и прямые дружелюбные жесты, что очень удивляет меня после Китая. Эти дети и женщины оживляют мое сердце.

Джунгли довольно густые, я просто не смогу пройти через них! Замечаю, что каждый носит мачете на поясе или за спиной, а на ногах у всех сланцы. Захожу в ближайший магазин, чтобы купить риса. Женщина подает мне отварной рис, который достает из чудесной маленькой корзинки. Руками она формирует из него шар, затем втыкает в него банановый листок. Я улыбаюсь и благодарю ее. Само собой, я ем рис, сидя на обочине. Но что за чудесная идея так подавать рис!

Меня очаровывают мельчайшие детали, самородные находки и удивительные изобретения этих людей.

В Луанг-Намтхе нахожу гостиницу. Мне нужно подумать. Я не хочу идти по дорогам, хочу попасть в джунгли. Но сейчас это кажется маловероятным. Жду на дороге и задаю вопросы, пока меня не отводят к молодому человеку, который прекрасно говорит по-английски. Объясняю свою проблему, и, пока мы разговариваем, меня посещает идея спуститься по реке на каноэ. Мне приходится применить всю силу убеждения, чтобы он согласился позволить мне самой арендовать каноэ. Сладким голосом я добилась своего: взять мне «банановое каноэ» – и вот я уже плыву по реке Намтха. Я в ужасе: это каноэ рассчитано на двоих человек, поэтому для его управления требуется гораздо больше усилий. Рюкзак я положила на носу, а сама сражаюсь с темно-коричневой непрозрачной водой, сидя на корме. Прямо у меня перед носом летают огромные голубые бабочки, джунгли зеленой стеной свисают с обоих берегов. Я наслаждаюсь этим моментом: я так счастлива быть здесь. Двигаюсь дальше. Это требует от меня много усилий и напряжения мышц верхней части тела, потому что течения нет. Чувствую себя так, словно сижу в первом ряду на представлении, которое никогда не заканчивается.

В первую ночь нахожу небольшую площадку на берегу, где можно поставить палатку. Во вторую ночь в мой лагерь врываются двое мужчин, притворяясь полицией (они-то не знают, что я уже пережила Китай). Каноэ на двоих, палатка на двоих… наверняка должно быть и двое путешественников. Я создаю видимость присутствия мужа: приоткрываю палатку и делаю вид, что удивлена. Поворачиваюсь и говорю с мужем, который отвечает нечленораздельным голосом человека, который еще не до конца проснулся. Эта игра длится некоторое время.

Они уходят по едва заметной тропинке, которая помогла им найти меня. На рассвете все джунгли и даже мою палатку укрыл туман.