Я очень хорошо помню, как мы с ней лежали вместе на кровати на гастролях, а мы любили вместе ездить, говорили про ее и про мою жизнь, почему она так поступала, а не так, и она мне сказала: «Я даже не представляла, насколько сильно я тебя люблю».
Мы с Ритой были с ней, и она понимала, кто в ее жизни в результате рядом. Папа поддерживал, как мог, и помогал, но у него своя семья. Она со всеми поговорила: с папой, с Димой Коноровым и Женей, гражданским мужем мамы.
Женя ее очень любил и заботился о ней. Я никогда не забуду, как мы гастролировали по Украине, и Женя стирал нам – и маме, и мне, хоть я уже и самостоятельный взрослый человек. Она действительно хотела жить с Женей.
Она действительно хотела жить с Женей. Удивительно, что она всю жизнь занималась стройками, ей это нравилось. У Жени свой дом, она подстраивала его под себя. Она уже успокоилась, ее винили, что она сильно поправилась. Может быть, и получилось бы у них что-то.
– Мы особо не успели никуда поездить, как было отведено два месяца, столько, чуть больше, она и прожила. Один раз мы съездили к целительнице, которая обещала вылечить, ездили на соборование, ее исповедовали, а больше мы никуда не успели. Она очень много «Житие святых» читала в последние годы, у нее много икон было. Она была очень верующим человеком, много об этом думала вообще. Наверное, вера спасает, вера в то, что жизнь не конечна. И я точно знаю, что у нее эта вера была. В молодости она была «порхающей бабочкой», и вдруг в последние шесть-семь лет жизни появилась такая глубина.
Она до последнего боролась. Когда случилось с ней это, она мне сказала: «Риточка, ты только не переживай. У меня обнаружили опухоль, еще неизвестно какая, но деньги есть, а сама знаешь, что медицина на грани фантастики. Будем лечиться, вылечимся».
– Да, с одной стороны, она говорила такие вещи, а с другой стороны, у нас был один разговор. У нее в дневниках написано: «Инопланетный сон», – и там описан нереальный мир, они находятся как будто не на земле, необыкновенно прекрасная природа, ощущение блаженства, и она слышит только детские голоса, которые говорят: «Мы рады приветствовать вас в нашем мире, и сейчас мы вам покажем инопланетный спектакль». Она записала этот сон, и когда она уже узнала про диагноз, я каждый день приходила, у нас было много разговоров, я говорила, что мы будем бороться, и однажды она посмотрела на меня и сказала: «А может быть, мне уже пора сыграть инопланетный спектакль?» И я посмотрела на нее и подумала: «А может быть, мам, пора».
Мы Новый год встретили вместе, а день рождения уже нет. Она попросила отвезти ее в больницу, к врачам. А в обычных больницах таких больных уже не принимают, только хосписы. К ней, как к королеве, там относились, рядом всегда были медикаменты, которые облегчали боль. Она боялась дома находиться без наблюдения персонала.
Я видела, что она уже внутренне сдается, я не принимала то, что она уходит, и сказала ей: «Мама, надо бороться, ты выживешь, ты мне нужна, я прошу тебя, пожалуйста», – а она на меня посмотрела и сказала: «Саш, ты справишься, ты уже большая, ты сможешь». Это было прощание. Мне было очень тяжело ее отпускать. Я верила до последнего дня, что она выживет, что чудо произойдет. Я не могла просто сесть и сказать: «Мам, ждем». Вообще я вспоминаю эти два месяца, как агонию, это было ужасно.
Она понимала и говорила: «Я прожила такую счастливую и яркую жизнь, дай Бог каждому столько впечатлений, столько эмоций, столько любви, столько обожания. Ну о чем мне жалеть? Я же прожила очень счастливую жизнь».
Когда она еще в больнице лежала, она сказала: «Рита, нам нужно ехать в банк». Врачи пытались отговорить и сказали, что не могут отвечать за ее состояние, но она все равно вызвала такси. Она шла впереди по грязи, я шла за ней, и мне было страшно. Она заходила в банк, снимала деньги и говорила: «Сашеньке это пригодится, они ей нужнее». Она сделала все сама.
– Я встала очень рано, в шесть утра, и принимала душ. С этого дня я планировала ночевать вместе с ней, мне уже привезли раскладушку, и я должна была остаться там. Я вышла на кухню, и там стоял мой муж. Он молча на меня посмотрел и сказал: «Мамы больше нет».
Дело в том, что она умерла в два часа, а в шесть утра мне позвонили. Я сразу поняла, что что-то случилось. И я спросила: «Что-то с Анютой?», – мне ответили: «Да, она умерла».
Я бы сказала своей маме: «Мамочка моя любимая, ты для меня такой пример в жизни силы, женственности, я тебя очень люблю, знаю, что скоро мы будем вместе, потому что жизнь – это всего лишь одно мгновение. Ты самая лучшая мама».
Екатерина Волкова
Раба любви
– В 90-е годы Тольятти был как Чикаго. В 16 лет у меня начались проблемы с музыкальным училищем, и, единственное, что меня тогда интересовало, – это любовь, большие скорости и блатная романтика. Тогда я и познакомилась с Алексеем, моим первым мужем, поженились мы, когда мне исполнилось 18 лет. Мой первый супруг был прекрасным механиком, который мог разобрать и собрать машину от и до, все обращались к нему, когда что-то требовалось: усовершенствовать, расточить движок, чтобы машина ездила быстрее и можно было на скорости обгонять других. Естественно, у него были друзья-бандиты, которые у нас собирались, пили водку, на спор угоняли машины.
Свои первые большие деньги я заработала в ресторане «Мечта», где исполняла для блатных песню «А я сяду в кабриолет и уеду куда-нибудь». В конце концов, я и уехала почти на кабриолете. Дело в том, что в 18 лет у меня родилась дочь Лера. Но благодаря моей маме, которая у нас в семье всегда двигатель прогресса, я все-таки окончила музыкальное училище. Мой папа был инженером, а брат и мама врачами, поэтому она сказала: «Как это так? У нас все с высшим образованием. Ты что, хуже всех?» И мама нашла объявление о наборе на актерский курс в филиал ГИТИСа при нашем театре «Колесо». Собственно, в театр я и попала по объявлению. Но многие думают, что прежде всего актрисы – это женщины легкого поведения, потому что видят их бесконечно в ролях целующимися, лежащими в постели с разными мужчинами. Так сложилось народное представление, что актрисы не для семейной жизни. Алексей тоже так думал. Поэтому втайне от него, в сговоре с мамой поехала в театр «Колесо» и поступила на курсы. Помню, я вышла на остановку и вдруг остановилась невероятной красоты Ferrari, почти кабриолет, она была фиолетового цвета, раскрашена в какой-то пузырек. Такие машины для Тольятти были редкостью: «Девушка, вам куда?» – «Мне в театр». И так я села в эту машину, парень действительно довез меня до театра, мы попрощались и больше никогда не виделись. Но вот то ощущение, что я уехала на кабриолете, на Ferrari фантастической раскраски!
На следующий день я втайне около зеркала начала репетировать. Мужу ничего не говорила. Но когда он узнал, то сказал: «Ты никуда не пойдешь. У тебя же ребенок! Что скажут мои друзья? Как это так ты уйдешь в театр?» Произошла драка, он меня ударил, а мне казалось, что я уже чуть-чуть актриса. Хорошо, что позвонила мама.