— Поставили меня, значит, в строй, дали автомат и — дальше, на Бобруйск. Вошли в город где-то с юго-запада, пробивались с боями очень тяжелыми, улицы помню, вокзал и надпись: «Бобруйск». Мы, наш корпус, немцев замкнули, и они пытались выйти из окружения. Пьяные офицеры шли впереди с криками, и мы их атаки отбива­ли одну за другой, в рукопашную переходили. Тяжко было, у нас даже раненные в голову не отходили. Атак десять в этот день отбили, не меньше. Это было два­дцать восьмого июня — ужас!

— Двадцать шестого, когда контузило, было тяжелее или двадцать восьмого?

— Двадцать восьмого, что вы! Ну а потом сели на самоходки — и на Минск. В Осиповичах меня и ранило. Я бежал за танком, и что-то по ноге меня стукнуло, захро­мал, но бегу. Потом из ботинка кровь пошла. Санбат был в Бобруйске, в одной из школ. Уже по радио услышал: освободили Минск, и наш танковый корпус — там…

— А когда домой вернулись?

— Не скоро. Уже сорок шестой год шел, а я еще все в Берлине был, служил. Сообщили, отец умер — а он еще в гражданскую воевал,— и меня на двадцать дней — домой, в кратковременный отпуск. Ребята-шоферы про­водили до вокзала, посадили в плацкартный вагон. Еду. В форме цвета хаки. Шерсть — галифе, гимнастерка с карманами, костюм с иголочки, по заказу шили в Гер­мании, немецкие мастера. А на груди у меня еще план­ка — ранение левой ноги и медаль — «За победу над Германией».

В Москве — пересадка, взял на Казанском вокзале в военном продпункте хлеба, консервов, сахару на три дня — по солдатскому аттестату — и поехал дальше, на Оренбург. Двое суток, наверное, ехал, теперь-то около полутора суток, а тогда — двое. Пошел на автовокзал, пешком, узнал расписание на Илек. Был вечер, вернул­ся на железнодорожный вокзал, переночевал. А утром двинулся, до Илека сто двадцать километров, часа четыре с половиной, автобус маленький, «газик». Последние километры уже пешком. К вечеру, в шестом часу, подхожу к деревне, наш дом восьмой с краю. Иду, чемодан в руке. Калитку открываю… да, вот еще, патефон у меня в другой руке, как же я забыл-то. Я его матери в подарок вез, и несколько пластинок вез — Утесов, Ле­мешев и Русланова. Ну, я вошел, калитку захлопнул, а мать у печки стоит — я уж в окно вижу,— она на стук обернулась. Как закричала: «Сын!» Шагнула ко мне и тут же на лавку рухнула, за сердце держится. Села и плачет. Я говорю: «Что же ты плачешь? Я же обещал те­бе — вернусь из Берлина».

Что важно в послевоенной судьбе Сунгатуллы Айткулова — и когда ему инвалидность устанавливали, и когда пенсию назначали, и когда жилплощадь в Москве давали (житейская ситуация непростой была), — всюду к фронтовику отнеслись как к фронтовику.

Еще строки из книги отзывов:

«Сколько Вы приносите радости нам, участникам войны, когда отыскиваете в архиве наши фамилии. Сегод­ня я получил удостоверение участника войны.

Столько лет я ждал этого дня!

Желаю Вам доброго здоровья и долгих-долгих лет жизни». Оноприенко Юрий Леонтьевич, Волгоградская обл., г. Фролово

«Спасибо, что вы есть». Инженер ЦНИИ «Электро­ника» Савин.

«Если бы нас, фронтовиков, везде так принимали». Офицер запаса И. Лукьянов.

«Нас, прошедших войну, удивить, увы, трудно, и все же я удивился, как душевно и по-человечески встречают здесь, в архиве. Будь моя воля, я бы всех, кто ведет прием посетителей, отправлял сюда на учебу.

Таких, как Максаев, мы звали на фронте «Батя», они были и остались людьми. Я уж не говорю о деле — потерял я всякую надежду найти свои документы, долго искал — годы, и все напрасно, а тут их нашли — бе­регли! — и выдали на руки.

Низкий поклон всем работникам архива. Для них война еще не окончилась, к ним едут со всей страны — и матери, и дети погибших, и мы, инвалиды.

Желаю всем счастья, здоровья и мирного неба». Инва­лид войны Струков Дмитрий Семенович, Ростовская обл., г. Аксай.