— Та-ак,— после паузы сказал Михаил Иванович.— А письма домой матери отправляли?

(«Парни, когда писали девушкам,— объяснял потом Богданов,— не всегда ставили на конверте номер полевой почты. Матерям — другое дело, мало ли — убьют, мать должна знать все. Ну, а девушки, те, куда бы с фронта ни писали, номер всегда ставили, как же — гордились: полевая почта…»)

Голос у Богданова громкий, густой, властный, вопро­сы ставит кратко, жестко — времени в обрез, за день он должен принять шестьдесят человек (остальных выслу­шивают его помощники).

Клавдия Ивановна Грищенко пришла в архив за справкой для мужа, он болен, сам приехать не может. Подтверждение, что Демьян Григорьевич воевал, отыска­лось, он был командиром аэростатного отделения, защи­щал Москву. «…Старший сержант Грищенко,— читает вслух Богданов,— имеет 770 подъемов аэростатов заграж­дения без аварий…»

— Это много? — волнуется Клавдия Ивановна.

— Много,— отвечает Богданов. Он имеет в виду и другое: чтобы считаться участником войны, достаточно быть на фронте… один день.

В комнату вошел инвалид, как он сюда, в Подольск, добрался, непонятно: двигался с трудом, не мог говорить. Левой рукой он протянул листок бумаги с номером полка.

— Какой полк? — громко спрашивает Богданов.

Молчит.

— Какой полк? — почти кричит Богданов.— Стрел­ковый?

Молчит инвалид. Богданов стал изображать стрельбу из винтовки: зарядил, перезарядил. Инвалид отрицатель­но замотал головой.

— Артиллерийский? — полковник показывает, как за­ряжают орудие, дергает невидимый шнур. Инвалид снова отрицательно мотнул головой: нет.

Богданов изображал танкистов: надевал шлем, управ­лял танком. Потом — летчиков: сначала шла бомбарди­ровочная авиация (полковник открывал бомбовый люк, показывал руками взрыв), затем истребительную, воз­душно-десантные войска (вдруг догадался, стал рисовать парашют, стал писать на бумаге).

Нашел — штурмовой полк!

Времени ушло минут сорок. Чтобы в один день шесть­десят человек принять, ему после работы еще сидеть и сидеть.

Следом за инвалидом заглянул высокий мужчина:

— Разрешите войти, товарищ полковник!

Наголо острижен, голова в шрамах, тяжело опирает­ся двумя руками на самодельную трость. Видавший виды, к тому же изрядно помятый костюм застегнут по-военному на все пуговицы. Хузиев Фаттых Хузиевич. Из Оренбургской области. После наводящих вопросов выясняется номер полевой почты. Богданов мельком гля­нул на костюм.

— На поезде к нам ехали? Сколько за билет запла­тили?

— Одиннадцать рублей,— тихо отвечает Хузиев.