На мотив «Господу нашему
слава, царю и владыке вселенной!»
1
Немец, проси маляра сократить и понизить налоги!
Впрочем, с другой стороны,
Для укрепленья казны
Нужно повысить налоги.
2
Хлеб наш насущный пускай дорожает на благо крестьянам.
Впрочем, с другой стороны,
Низкие цены должны
Жизнь облегчить горожанам.
3
Переселенцам пускай отведет он в деревне наделы.
Впрочем, с другой стороны,
Юнкеры вечно должны
То сохранять, чем владели.
4
Пусть он повысит оплату несчастному пролетарьяту,
Впрочем, с другой стороны,
Для укрепленья казны
Пусть он понизит оплату.
5
Мелким торговцам поможет он — пусть процветают бедняги!
Впрочем, с другой стороны,
Их уничтожить должны
Крупные универмаги.
6
Немец, проси маляра тебе должность и службу устроить!
Все в государстве равны!
Только — для немцев должны
Должности дешево стоить.
7
Фюреру слава, вождю, без которого нет нам оплота!
Видите, топь впереди?
Фюрер, вперед нас веди,
Прямо веди нас — в болото.
III
На мотив «Всевышнему навеки…»
1
Себя ты на поруки,
Теленок, отдаешь
В заботливые руки
Того, кто точит нож.
Отныне он имеет
Власть над твоей судьбой.
Поверь, что он сумеет
Разделаться с тобой.
2
Ах, ты, теленок, очень
Понравился ему,
И нож его наточен,
Наверно, потому.
Под нож не суйся сдуру
И жди — наступит миг,
Когда с теленка шкуру
Решит содрать мясник.
3
Всегда запанибрата
С хозяином твоим
Те рослые ребята,
Какими он храним,
Он к этим великанам
Тебя сведет, сынок.
Чтоб их великим планам
Реально ты помог.
4
Ты нужен командирам
Для их больших затей.
Бессилен сильный мира
Без маленьких людей.
Тебя зарежут? Что же,
Теленок, счастлив будь,
Что пригодиться можешь
И ты на что-нибудь!
5
Не требуй же оплаты
За сей почтенный труд,
Но молви виновато:
— О господин, я тут! —
На бойню он учтиво
Тебя сведет тогда
И скажет терпеливо:
— Мой друг, ложись сюда!
6
Блуждал по свету много
Ты в поисках пути,
Но наконец дорогу
Сумел к нему найти.
Как брошенный ребенок,
Скитался ты, пока
Не пал ты, о теленок,
В объятья мясника.
7
Тебе, теленок жалкий,
Высокий жребий дан.
Поверь тому, кто палкой
Колотит в барабан.
Вручи ему с почтеньем
Ключи к твоей судьбе.
Конец твоим мученьям
И заодно — тебе.
Баллада о дереве и ветвях
Перевод С. Болотина и Т. Сикорской
И пришли они в своих рубахах
коричневого сукна,
А хлеба и масла уж нет.
И пожрали единым махом
все, что было в горшках, до дна,
Весь наш скудный обед.
— Здесь можно поселиться! — кричат они.
— Здесь будем веселиться! — кричат они, —
Минимум тысячу лет!
— Ладно! — ветви сказали,
Но ствол безмолвно ждет.
— Давай! — орут гости в зале.
Но хозяин предъявит счет!
И они ищут теплых местечек,
тащат стол «рококо» в кабинет,
Нажимают небрежно звонок.
За расходы никто не ответчик,
счету средствам казенным нет —
Всякий взял себе, сколько мог!
— Здесь нравится нам лично! — кричат они.
— Здесь можно жить отлично! — кричат они
И сидят во дворцах без сапог.
— Ладно! — ветви сказали,
Но ствол безмолвно ждет.
— Давай! — орут гости в зале.
Но хозяин предъявит счет!
И они патрулируют по двое
и стреляют в любого из нас
Тычут в горло нам сталь штыков.
Но три марки за этот подвиг
платит им золотая казна —
Их волчий обычай таков.
— Здесь можно поживиться, — кричат они.
— Казна не истощится, — кричат они, —
До скончанья веков!
— Ладно! — ветви сказали,
Но ствол безмолвно ждет.
— Давай! — орут гости в зале.
Но хозяин предъявит счет.
Маляром бесноватым выкрашен
в коричневое их дом,
Жизнь окрашена в тот же цвет.
— Недовольным зубы повыкрошим,
упирающихся перебьем,
Сильнее нас в мире нет!
— Мы рассчитали точно! — кричат они. —
— Мы рейх построим прочно, — кричат они, —
На тысячи тысяч лет!
— Ладно! — ветви сказали,
Но ствол безмолвно ждет.
— Давай! — орут гости в зале.
Но хозяин предъявит счет!
1935
Борцам концлагерей
Перевод Б. Слуцкого
Вы, едва достижимые!
Похороненные в концлагерях,
Отсеченные от любого человеческого слова,
Пытаемые,
Избитые,
Однако неопровергнутые!
Исчезнувшие,
Однако не забытые!
О вас мы слышим немного, но все же слышим: вы
Неисправимы,
Вас нельзя убедить, то есть заставить отречься от рабочего дела,
Нельзя разуверить, что и сейчас в Германии
Есть люди и люди: угнетатели и угнетенные,
И что только классовая борьба
Может освободить массу
Городскую и сельскую.
Мы слышим, что вас ни батогом, ни дыбой
Нельзя заставить
Признать, что дважды два — пять.
Итак, вы
Исчезнувшие, но
Не забытые,
Избитые, но
Неопровергнутые,
Вместе со всеми неисправимыми борцами,
Не переубежденными сторонниками правды
Продолжаете оставаться
Подлинными вождями Германии.
1933
Погребение подстрекателя в цинковом гробу
Перевод Арк. Штейнберга
{54}
В этом цинке, здесь,
Покоится человеческий труп,
Или его ноги, или голова,
Или еще меньшая кроха его,
Или вообще ничего, ибо он был
Подстрекателем.
Он изобличен как первопричина зла.
Заройте его. В лучшем случае
Только жена его последует за ним на живодерню,
Ибо его сообщники
Тоже изобличены.
Это Нечто, лежащее в цинке,
Подстрекало вас ко многому:
Чтобы сытно есть,
И чтобы жить в сухих жилищах,
И чтобы кормить детей своих,
И чтобы за свою копейку стоять,
И чтобы солидарным быть со всеми
Угнетенными, подобно вам, и
Чтобы думать.
Это Нечто, там в цинке лежащее, вам говорило,
Что необходимо ввести иную систему производства
И что вы, миллионные массы труда,
Должны взять в свои руки власть,
Без этого вам ничего не добиться.
И вот потому, что Находящееся там в цинке говорило так,
Оно и попало в цинк и подлежит погребенью
В качестве подстрекателя, подстрекавшего вас.
И тот, кто говорит здесь о сытной еде,
И тот из вас, кто хочет жить в сухом жилье,
И тот из вас, кто стоит за свою копейку,
И тот из вас, кто хочет кормить своих детей,
И тот, кто здесь размышляет и объявляет себя солидарным
Со всеми угнетенными,
Тот должен отныне и вовеки
Быть запаян в цинк, подобно этому Нечто,
Запаян как подстрекатель и погребен.
1933
Послание товарищу Димитрову в те дни, когда он боролся с фашистским судом в Лейпциге
Перевод Б. Слуцкого
Товарищ Димитров!
С тех пор как ты борешься с фашистским судом,
Сквозь толпы бандитов-штурмовиков и убийц,
Сквозь свист шомполов и резиновых дубинок
В самом сердце Германии
Слышен
Громкий и внятный голос коммунизма.
Его слышат во всех странах Европы
Те, кто — сами во тьме — вслушиваются во тьму за границей,
Его слышат также
Все избитые, ограбленные
И несгибаемые
Борцы Германии.
Экономя и рассчитывая, ты, товарищ Димитров,
Используешь каждую минуту, тебе данную,
Используешь эту маленькую площадку,
Еще открытую гласности,
Ради всех нас.
Едва владеющий чужим языком,
Постоянно прерываемый окриками,
Многократно вытащенный из зала,
Истощенный кандалами,
Ты вновь и вновь задаешь наводящие страх вопросы,
Обвиняешь виновных и
Заставляешь их орать, вытаскивать тебя из зала{55}
И тем самым подтверждать,
Что за ними не право, а только сила,
Что тебя можно только убить, но не победить.
Потому что, подобно тебе, этой силе сопротивляются
Тысячи борцов, не столь заметных, как ты,
Даже те, кто истекает кровью в застенках.
Их можно убить,
Но не победить.
Подобно тебе, все они заподозрены в борьбе с голодом,
Обвинены в восстании против угнетателей.
Привлечены к суду за борьбу с эксплуатацией,
Изобличены
В справедливейших действиях.
1933
Хвала коммунизму
Перевод С. Третьякова
(Из пьесы «Мать»)