Разочарование было таким сильным, что Мишу затошнило.

Злоба и отчаяние тысячами мелких иголок забуравили кожу головы, рук, спины.

— Чего тебе? — ответил почти грубо.

— Мишаня, Мишаня… — протянул голос, и Миша понял: Юлька безбожно пьяна.

— Мишаня, приезжай, пж-жалста, а то я не знаю, что сейчас сделаю… из окна выпрыгну… или в ванной утоплюсь… чесслово… Приезжай, умоляю… Спаси меня…

Входная дверь была открыта, Юлька в одном белье лежала на разложенном диване, головой свесившись до самого пола.

На столе полупустая бутылка вина, по всей комнате разбросаны какие-то папки, исписанные листы бумаги.

Миша приподнял ее, уложил поудобнее, под голову пристроил маленькую подушку.

— Что случилось, Юля? Что произошло?

— Миша, — она с трудом разлепила веки, — Мишаня! А ты что здесь делаешь? Как ты здесь оказался?

— Ты мне сама позвонила, просила приехать.

— Да-а-а-а? — удивилась Юлька и икнула. — Не помню.

Села, замотала головой. Каштановые волосы закрывали лицо, каскадом сыпались на плечи.

Достала из-под подушки шоколадную конфету, развернула, шурша оберткой, не торопясь, съела.

Взглянула на Мишу заплаканными глазами.

— Меня с работы уволили.

— Как уволили?

— А вот так. Пришел на мое место пентюх какой-то, вроде того убитого. Меня в РОНО вызвали. Говорят, поработайте пока учителем, а там видно будет. Учителем… Какой из меня учитель? Я руководить должна, понимаешь? Руководить! Я столько сделала для этой школы! Ночами не спала! А они, сволочи, на мое место очередного мажорика… Ух, как же я их ненавижу! Поубивала бы всех!

— Слушай, — она внимательно посмотрела на Мишу, — может быть, этого урода тоже кто-нибудь пришьет? Может, мне самой его грохнуть? Придушить? Как того придушили?

— Ты соображаешь, что говоришь?