— Вот именно! — обрадовалась бабушка догадливости агента.

— А как отнесется ваш пока еще муж к подобному варианту размена? Он-то остается ни с чем? — спросил Сева Наташу.

— Он остается в моей памяти! — с показной небрежностью сострила пока еще жена! — К тому же он благородный человек и имеет приличную жилплощадь у мамы.

— Это существенно! Это очень существенно, — согласился симпатичный агент. — Нет, не его благородство, а его обеспеченность. В таком случае я попытаюсь вам помочь. Поверьте, Булочка — человек слова. Я к вам зайду, как подыщу подходящий вариант. Будьте здоровы, как, простите, Клавдия Ивановна? Не болейте. Не огорчайтесь. Как говорил покойный профессор Ныткин: «Я один, а почек две — борьба возможна!»

Цирковая бабушка кисло улыбнулась:

— Наташа, проводи симпатичного молодого человека.

Наташа и без бабушки разобралась, что к чему: отметила сдержанность агента, и красивую лепку носа, и теплую синеву глаз, и безупречно завязанный узел шерстяного импортного галстука. Не обладая проницательностью агента госстраха, она не заметила аккуратной штопки костюма, но зубы поразили ее своей белизной и идеальной формой. Поэтому она даже смутилась, когда Булочка в передней тихо спросил ее:

— Я не настаивал при бабушке, но поверьте мне, это очень существенно. Я насчет вашего мужа? Вы точно решились на развод?

— Развод — не свадьба! — ответила она. — Здесь не требуется общего мнения. Достаточно моего!

— Вы благоразумны и исполнены прекрасного женского достоинства! Благодарю за доверие, я попытаюсь помочь вам с бабушкой.

Надевая шляпу, Сева подумал: «Цаца! От такой сбежишь в медовый месяц. Везет же людям на бабушек. Но вариант подходящий…»

На лестничной площадке размышления Севы Булочки были прерваны. Его едва не сшиб с ног отрок старшего школьного возраста. Перескакивая через несколько ступенек, отрок летел подобно снаряду.

Атлетически сложенный, хорошо натренированный Сева увернулся, умело оттолкнув массу живого снаряда плечом. Однако портфель учащегося старших классов, портфель, которому бы позавидовал не только коллежский регистратор, но и статский советник прошлого столетия, больно стукнул Севу по коленке.

— Извините, я тороплюсь! — буркнул запыхавшийся владелец портфеля и попытался улизнуть, но Сева стукнул его по юной длинновласой голове своим грошовым портфельчиком и спросил:

— Чему тебя учат в школе, орясина? Сшибать с ног старших? — голос Севы был предельно строг.

«Орясина», соразмерив ширину плечей собеседника, в дальнейшие пререкания вступать не стал и удалился с обиженно-независимым видом.

«Боже, кого выпускают наши школы?» — подумал Сева, потирая коленку.

…Пожалуй, сейчас и следует напомнить, о чем думал Сева Булочка на выпускном вечере. Думал он, во-первых, о том, что наконец-то остались позади билеты, вопросы и ответы и всякая утомительная возня, связанная с экзаменами. Во-вторых, он дал себе слово не связываться с экзаменами вступительными сейчас же после экзаменов выпускных. Суета и суесловие этих, почему-то обязательных, мероприятий были ему органически чужды. Уже в младые лета он сообразил, что если страна вполне доверяет специалистам с заочным образованием, то и следует учиться заочно, дабы не утомлять очи своих наставников. «Годок-два можно спокойно отдохнуть, — размышлял выпускник десятилетки, — а там приищем подходящий заочный путь к высшему образованию».

Один уличный философ и лучший друг поучал его не однажды: «Образование, как приговор суда, легче встретить заочно. Заочно можно стать кем хочешь — и физиком, и лириком… Понял?»

«Понял! — отвечал Сева. И сейчас же с присущей ему находчивостью спрашивал: — А вот врачом заочно не станешь? Нет таких институтов. Что?»