— Эх вы! — Дед смачно сплюнул и посмотрел на путешественников так, что они сами были готовы провалиться если не сквозь землю, то сквозь палубу. — Бокоплавы, мать вашу! Товарищи! Кошку, что ли, на берегу бросили? Явились! Может, с парнем беда приключилась?
Дед решительно взялся за тросик тифона, чтобы сыграть тревогу по кораблю. Но сигнала не подал, а только зло махнул рукой и сказал не очень уверенно:
— Скажите боцману — свистать всех наверх! — И уже увереннее добавил: — Спустить спасательный катер! Приготовьте легость, аптечку, надувной плот. Радисту скажите, чтобы сел в катер. Пойдем на берег!
Дед не сыграл тревоги по той простой причине, что не нашел подходящей. Ни пожарная, ни водяная тревоги к случаю не подходили. «Человек за бортом» тоже не годилась. И, как натура обязательная, дед проследовал в свою каюту, где поспешно сменил любимые шлепанцы на нелюбимые сапоги, что впоследствии весьма пригодилось.
Через минуту выяснилось, что спустить, спасательный катер не так-то просто. Потребовался небольшой аврал, чтобы перекидать целый штабель пустых ящиков, которыми он был завален. Потом выяснилось, что шлюпбалки не желали разворачиваться, так как заржавели в шарнирах. Талрепы тоже пришлось промыть керосином. В катере не обнаружилось ни якоря, ни сланей. Весла впопыхах завалили ящиками, и весь штабель пришлось перекидывать еще раз. На дне вместо сланей Ляля обнаружил несколько пустых бутылок.
— Белий крепкий! Любимый напиток Крымки, — заметил он, разглядывая этикетки, и пару успел вышвырнуть за борт. Остальные не дал бросить Митя.
— Прокидаешься, — сказал он, — потома же сдать можно…
— Во жмот!
И здесь грянул гром. Подоспевший к авралу дед, уже не на шутку обозленный, гаркнул так, что Митя выронил бутылку:
— Боцман! Кто отвечает за состояние спасательных средств? — Дед начал швырять из катера фартуки, фуфайки, резиновые сапоги, костяшки домино, башки вяленой кефали, банки, галоши, шапки, тарные дощечки и еще черт знает что.
— Дед озверел! — шепнул Митя.
— Боцман! У кого спрашиваю? Случись тонуть, на чем людей спасать будешь? На этом?
Старший механик демонстративно потрясал то сапогом, то фартуком и наконец поднял вверх голубые панталоны.
— Это буфетчица повесила. Я-то при чем здесь?
— Вах! Это не Липочкины, — удивился Ляля. — Точно!
— Ты мне еще поостри! — Старший механик взвился пуще прежнего. — Не видали вы беды, сопляки. Не плавали по морю, держась зубами за слани. Где слани, боцман?!
Еще через десять минут катер с грехом пополам спустили за борт. Молодцы навалились на весла, а дед, мрачный и неприступный, восседал за рулем.
— Дед злой, как с похмелья! — шепнул Ляля и, натолкнувшись на презрительный взгляд боцмана, умолк.
Солнце было уже в зените и палило нещадно. Если легендарный Ной и плавал со своей компанией, то не у таких берегов. И чистые и нечистые наверняка изжарились бы здесь заживо, передушились бы из-за глотка воды или захирели бы от потрясающей библейской скудости окружающего пейзажа.
Огромное равнинное плато обрывалось ступеньками у самого берега. И этот чинк — обрыв напоминал край света. Посмотришь вперед — пустыня. Ровная морская гладь. Смотреть на нее больно от слепящего отражения солнца и тошно от сознания своей полной беспомощности перед этим всепоглощающим пространством, ничего доброго не сулящим. Назад посмотришь — пустыня. Настоящая Аравийская пустыня, где и гадюке скучно и одиноко. Ветер и солнце разрушили этот берег. У них было на это время. Сколько лет вытачивал ветер эти каменные кружева, выдувал гроты, пещеры и своды. От жары и морозов трескались камни, а скудные ручейки от редких зимних дождей углубляли трещины. О, древние, вы были правы, заметив, что капля долбит камень не силой, а частым паденьем. Сколько нужно было времени, чтобы превратить камень в мережку, гипюр, кружево — называй как угодно. Однако вскарабкаться вверх по этому рукоделию природы было не так просто.