Горы начинаются с предгорья, баня — с предбанника, море — со взморья, а с чего начинаются неприятности? Чаще всего с какого-нибудь известия. Выпив рюмку, радист посмотрел на часы: «Извините, у меня сеанс с базой».

— Ну, ты заглянь после связи, — сказал дед, — доскажи, а то оборвался, как кинолента, где не надо…

— Ну, раз жив, здоров и беседую с вами — значит, концовка обычная, как в кинолентах: поволновались, потревожились и, успокоенные, разошлись по домам.

Кок Артемыч как-то заметил: когда Игонин включает рацию, то на слух кажется, что он цыплят на кормежку собирает. Попискивание морзянки — «Пи-пи! Та-та-та… — действительно чем-то смахивает на цыплячье. Игонину так не кажется. Ему не до метафор и сравнений. Он любит, понимает и не фамильярничает с эфиром. Эфир нечто такое, что не совсем укладывается в нашем представлении. Где он начинается? От его рации. А где кончается? В космосе.

Сменив несколько профессий, Леонид не случайно остановился на радисте. Обладая хорошим слухом, он сразу же после окончания курсов, набрал необходимую скорость передачи и приема и работает на равных с теми, кто проплавал много лет. Может быть, единственно, чему удивлялись его друзья, это тому, что большой флот, океан, хорошие заработки он променял за «здорово живешь» на самое большое и самое странное в мире озеро. Больше того, и здесь он ушел с базы, где и работа сменная, и зарплата выше, и пошел на промысловое судно. Впрочем, как говорит Шамран: «Рыбак ищет место, где есть рыба, а рыба ищет место, где нет рыбака».

Вернувшись, радист вопросительно посмотрел на капитана и сказал по-английски: «Капитан, у меня для вас известие, которым боюсь вас огорчить, и тем не менее обязан…»

— Ты давай не форси! Здесь поплаваешь, не только английский — родной забудешь. Чего там за известие?

— Вежливое приглашение на базу, равное суровому приказу.

— Первое на этой неделе и последнее в этом месяце, — добавил капитан-директор, протягивая руку за радиограммой. — Во дают: прибыть на базу попутными судами!

— Говорил тебе, — ворчливо вставил дед, — надо плюхать на базу. А ты — Зиганшин, лапша, план… Все равно ловим коту на харч.

— Автономность плавания судов данного типа, — перебил его капитан, — преимущество экономическое…

— Давай, давай! Преимущество! В порт придешь, поставят дня на три к пирсу, на разгрузку — и пшик из твоего экономического преимущества. — Дед безнадежно махнул рукой и, цедя последние капли коньяка, подмигнул радисту. — Последняя у попа жена. Давай за окончание сюжета!

— Уместно ли? Капитан явно расстроен приглашением.

— Валяй, капитан привычный. Баня начинается с предбанника, квартал с совещаний.

— Недавно я песенку услышал, — продолжал рассказ Игонин, — хорошая. Там слова такие есть: «За окном самолета о чем-то поет зеленое море тайги…» Вот валяюсь я в тайге, забросанный веточками, хриплю и булькаю. Потом очнулся. Надо мной высоко самолет летит. Я по времени знаю даже, какой это рейс. Вот, думаю, через шесть часов этот самолет сядет в родной Москве. Две копейки в автомат: «Здравствуй, отец! Это я. Мне требуется срочная хирургическая помощь. Пока забудем о некоторых разногласиях. Ты же медик! Помочь мне надо!»

А, да что говорить, воспоминания бесплотны, как и мечты. Пополз на дорогу. Через час подобрали. Санитарным спецрейсом отправили в областной центр. Пока местный Пирогов со мной возился, опять сознание потерял — поет зеленое море тайги.

Утром прилетел с ордой помощников папаша и меня, как говорится, реэвакуировали в столицу. Я, впрочем, не возражал.

— Ну, а корреспонденты тебя больше не донимали?

— Не, Василий Иванович, случай частный, нетипичный.

— Ну и что же, после частного случая ты и подался в медики по папенькиному пути? — спросил капитан.