Добрыня подошел к пленному, взял его за руку и вывел на середину гридницы. Петуля стоял столб столбом, затравленно озираясь по сторонам.

– Поклонись князю, невежа, – шепнул ему на ухо Добрыня.

Бонифаций неловко сгорбил плечи.

– И дружине, – продолжал подсказывать княжич.

Петуля помахал вихрами здоровенным дядькам, сидевшим вокруг. Мал подал знак, Добрыня сел на свое место, и могучий седой воин начал допрос:

– Кто таков и откуда путь держишь?

– Мы… это… – Петуля поскрёб затылок. – Катьку ищем. За ней слон погнался… Мы за ним в дыру. А вылезли – ёлки зелёные! – Спиноза концы отдает. Вот я и принёс его.

Воины переглянулись.

– Выспроси, Птицеслав, какого он роду-племени, – распорядился Мал.

Не дав седовласому и рта раскрыть, мальчик представился:

– Петуля я. Вам по имени-отчеству надо? Бонифаций Рюрикович…

Коренастый дядька с выпученными голубыми глазами так и подскочил на лавке:

– Верно слово: варяг! У, варяжье отродье!

– Погоди, Калина, – оборвал его Птицеслав. И обратился к Петуле: – Ты из Киева? Перебежчик?

– Не, – Бонифаций шмыгнул носом. – Я там не был, чё мне оттуда бежать? И на «Варяге» никогда не плавал. Там мой прапрадед служил. Меня это… в его честь назвали. А отца моего бабушка хотела назвать папашу Рудольфом, а дед не дал. Бумажки кинули в шапку и вытащили Рюрика.

Петуля перевёл дух. Так много ему ещё никогда не приходилось говорить. Но своим родом-племенем он гордился.

– Пусть ответ держит, – снова вскочил с места Калина и забегал перед остальными боярами, – где теперь его родичи, все эти варяжцы? Пошто его сюда заслали?

– Отвечай! – приказал Птицеслав.

– Да он не понял! – загорячился Рюрикович, показывая пальцем на тупого боярина. – Мама с папой в Турции. Они даже не знают, что я здесь.

– Путает, – уверенно сказал коренастый. – Сам варяг, а от своих отрекается.