На следующее утро, когда Брук прибыл в свой офис, его ждала телеграмма от Монтгомери: «Американская линия обороны прорвана. <…> Немцы едут к Намюру [город на берегу Мааса], но в авангарде их немного. Северный фланг 1-й американской армии полностью дезорганизован». Встревоженный Брук договорился о послеобеденной встрече с Черчиллем, но, прибыв в 15:30 в кабинет премьер-министра, обнаружил, что тот выглядел «весьма потрепанным, поскольку, очевидно, выпил за обедом несколько стаканов бренди».
Вернувшись к себе, Брук позвонил Эйзенхауэру. Объяснив серьезность ситуации, он потребовал, чтобы Монтгомери получил временное командование северным флангом клина союзников. Это была серьезная просьба, учитывая состояние англо-американских отношений, но Эйзенхауэр сразу же согласился.
Дальше по иерархической лестнице наблюдалось меньше энтузиазма по поводу подчинения двух американских армий британцам. Кортни Ходжес, командующий 1-й армией, и Уильям Симпсон, командующий 9-й армией, не скрывали своего недовольства тем, что их поставили под британское командование, а генерал Омар Брэдли, давний друг Айка, был взбешен. Брэдли сказал, что американские солдаты вызвались воевать за Соединенные Штаты, добавив, что подчинение британским офицерам повлияет на их моральный дух.
Решение назначить Монтгомери на главную роль в том, что должно было быть американским сражением, далось Эйзенхауэру нелегко. С Монти было трудно работать, а премьер-министр позволял ему больше, чем он заслуживал. «Учитывая обстоятельства, – писал британский историк Макс Гастингс, – было бы понятно, если бы Эйзенхауэр отказался назначить Монтгомери командующим войсками США. Тем не менее в этой критической ситуации он проявил политическую прозорливость и был вознагражден профессиональным исполнением». Мудрая тактика Монти впечатлила даже высокопоставленных американских командиров, а среди них было не так много его фанатов. Бригадный генерал 30-й дивизии Уильям Харрисон вернулся со встречи с Монтгомери, думая: «Вот парень, который действительно знает, что делает». Но, как заметил Гастингс, Монтгомери никогда не умел сдерживать свои амбиции. В разгар Арденнской операции он придумывал, как вернуть себе должность главнокомандующего сухопутными войсками союзников, которую в конце Нормандской операции занял Эйзенхауэр.
В течение следующих нескольких дней в маленьких бельгийских деревушках, о которых никто не слышал раньше и больше никогда не услышит после того, как война прошла мимо них, произошли десятки мелких боев. Одним из таких мест была деревня Сен-Вит, расположенная на вершине небольшого холма. Зимой 1944 года там оставалось две тысячи жителей. Деревушка обладала рядом особенностей, которые делали ее одинаково ценной для атаковавших немцев и оборонявшихся американцев. Самыми важными из них были близость населенного пункта к Бельгийской равнине и 10 тысячам кубометров топлива союзников, хранившегося в этом регионе.
Бельгийцы нейтрализовали угрозу, взорвав склады с горючим, но близость Сен-Вита к Лозхаймскому проходу, оси всего немецкого наступления, по-прежнему делала деревню стратегически важным пунктом для союзников и Германии. В конце декабря, в эпическом восьмидневном сражении на жестоком морозе и воющем ветре, подразделения 7-й бронетанковой дивизии под командованием бригадного генерала Брюса Кларка удерживали свои позиции в Сен-Вите ровно столько, сколько было нужно, чтобы помешать немцам получить две вещи, необходимые для прибытия в Антверпен по графику: время и топливо.
Днем 19 декабря бригадный генерал Энтони Маколифф, прислонившись к штабной машине в центре Бастони, размышлял над последним приказом, который генерал Трой Миддлтон, командующий 8-м корпусом, отдал ему этим утром: «Удерживайте Бастонь любой ценой». Маколифф, отличавшийся изящным телосложением и мощной челюстью, выглядел как безупречный американский герой, которого мог бы сыграть Джон Уэйн. Маколифф изначально был артиллеристом, и оставался бы им, если бы 16 декабря (в день, когда немцы начали операцию «Осенний туман»[269]) генерал Мэтью Риджуэй, командующий 101-й воздушно-десантной дивизией, не находился в Вашингтоне, а его заместитель генерал Джеральд Хиггинс – в Лондоне. Но они были там, где были. Таким образом, задачу удерживать Бастонь «любой ценой», как выразился Миддлтон, пришлось выполнять артиллеристу. Семнадцатого декабря солдаты 101-го полка покинули лагерь отдыха в Реймсе и следующие 36 часов провели, перемещаясь по сельской местности Франции и Бельгии на десятитонных грузовиках под порывами ветра и снега. Капрал Билл Баузер ехал в километре позади Маколиффа, в предпоследнем грузовике колонны, завернувшись в одеяло в надежде согреться. Если Маколифф был типичным образцом американского солдата, то Баузер являлся его полной противоположностью. Ростом 160 сантиметров, в натянутых на ноги шерстяных чулках, он выглядел как посыльный в парадной форме. Баузер был родом из Панксатони, штат Пенсильвания, где проживает знаменитый сурок Фил, предсказывающий приход весны каждый февраль. Сослуживцы не уставали дразнить Билла этим прозвищем, но насмешки были добродушными. Как и большинство бойцов дивизии, Баузер видел немало боев в Нормандии и Голландии, но, как и его сослуживцев, вылезших из грузовиков в то декабрьское утро, Билла теперь ждала совсем другая битва.
Когда 101-й прибыл в Бастонь, городок оставался относительно невредимым, но жители массово бежали куда подальше. Сугробы были запятнаны кровью недавно убитых домашних животных, а дороги за городом заполнены плакавшими детьми и паниковавшими взрослыми, не знавшими, куда идти и что делать. Наблюдая за исходом, доктор Джек Прайор, член медицинского батальона 10-й бронетанковой дивизии, задавался вопросом, как эта сцена повлияет на боевой дух солдат, покидавших грузовики. 101-й был элитным подразделением, но солдаты провели больше 30 часов под студёным декабрьским небом в открытых грузовиках. Во время выезда из Реймса царил такой хаос, что одни прибыли в Бастонь без оружия, другие без зимней одежды, а у третьих не было ни того ни другого.
В Бастонь с окружавших город аванпостов отступали отряды, которые представляли собой постоянный источник боеприпасов, но ветераны, выпрыгивая из грузовиков, по лицам отступавших понимали, что им предстоит плясать с дьяволом. Первые серьезные бои начались несколько часов спустя: в пятнадцати километрах к северо-востоку от Бастони, в городе Новилль. В то утро майор Уильям Десобри из 10-й бронетанковой дивизии прибыл в Новилль с пятнадцатью танками «Шерман» и приказом удерживать город любой ценой. Приказ отменили ближе к вечеру, и защитникам сказали отступать к Бастони, но к тому времени от большей части танков остались только дымящиеся корпуса, а половина людей из отряда Десобри получили легкие и тяжелые ранения, как и сам майор.
Когда доктор Прайор, приехавший утром в Новилль, объявил, что не оставит раненых, несмотря ни на что, и попросил кого-нибудь остаться с ним, в таверне, где собрались выжившие в утренних боях, воцарилась тишина. Затем старшина из отряда Прайора вскочил, выбежал на улицу и приказал экипажам оставшихся танков проехать через медпункт. Танкисты вбежали в здание, сорвали двери с петель, привязали к ним раненых и прикрепили двери к танкам. Через полчаса Прайор был на полпути в Бастонь, когда из вечернего тумана выехала группа «Королевских тигров» и уничтожила превосходившие по численности танки «Шерман», перевозившие раненых, а затем медленно двинулась вдоль дороги, расстреливая из пулеметов пехотинцев, укрывшихся в снегу. До прибытия подкрепления Прайор провел три часа, сидя в канаве и слушая, как дантист, призванный на службу, перечислял причины, по которым носить шлем с красным крестом было самоубийством.
Прайор не прислушался к увещеваниям. В течение следующих нескольких дней немцы разделили свои силы. Бронетанковая дивизия «Леер» и другие части 47-го танкового корпуса генерала Генриха фон Лютвица окружили Бастонь. Остальные ударные силы продолжили наступление на Маас и Антверпен. Днем 22 декабря немецкий майор, капитан и двое солдат вошли в Бастонь с белым флагом, и слухи быстро распространились по городу. До Билла Баузера дошло, что немцы потребовали безоговорочной капитуляции американцев. Баузера настолько оскорбила дерзость немцев, что он сделал то, что делал довольно редко, – побрился, чтобы выглядеть настоящим бойцом, когда снова встретится с немцами.
Немецкий майор сказал Маколиффу, что он представляет генерала Лютвица, который проинструктировал его предложить Маколиффу два варианта: капитуляция или смерть. Майор дал Маколиффу два часа на раздумья. В американской версии истории Маколифф ответил немцу «Nuts!» («Чёрта с два!»), и он действительно так сказал, но майор услышал не это. Не имея понятия, что такое «Nuts!», переводчик сказал майору, что Маколифф послал его подальше. Несколько дней спустя удача отвернулась от Билла Баузера, и он был тяжело ранен.
Во время выздоровления Баузер столкнулся со зрелищем, которое многое говорило об интенсивности боев вокруг Бастони: у приходившего к нему священника был пистолет в наплечной кобуре.
После недельного снегопада 23 декабря небо над Бастонью прояснилось, и в нем показалась армада С-47. На землю опустились сотни парашютов разных цветов, каждый из которых обозначал тип груза. Самолеты доставили медикаменты, боеприпасы и продукты.
Двадцать четвертого декабря – в день необычно мощного обстрела – генерал Маколифф отправил своим людям рождественское послание: «Что веселого в этом Рождестве? Нам холодно и голодно, мы вдали от дома, но мы остановили четыре танковые, две пехотные и одну воздушно-десантную дивизию и подарили своим близким счастливое Рождество – и [имели] честь принять участие в этом доблестном подвиге».
Доктор Прайор провел канун Рождества в своей временной квартире рядом с больницей в Бастони и написал два письма. Писать их было тяжело, но необходимо. Первое было адресовано жене молодого лейтенанта, который несколько часов назад оставил половину грудной клетки в сугробе и вряд ли мог увидеть рождественское утро. Писать второе было еще труднее – оно было более личным:
Я рекомендую наградить Рене Лемэр. Эта молодая женщина, дипломированная медсестра из Бельгии, добровольно предложила свои услуги на медпункте 20-го танкового пехотного батальона в Бастони, Бельгия, 21 декабря 1944 года. В то время на станции находилось около 150 пациентов, поскольку город был окружен силами противника и эвакуация была невозможна. Многие из этих пациентов были серьезно ранены и нуждались в немедленной медицинской помощи. Эта молодая женщина с радостью занималась титаническим трудом и работала почти без отдыха и еды. <…> Она меняла повязки, кормила больных, не способных есть самостоятельно, выдавала лекарства. <…> Само ее присутствие среди этих раненых, казалось, вдохновляло тех, чей моральный дух упал после долгих страданий. В ночь на 24 декабря на здание, в котором работала Рене Лемэр, упала авиабомба. Рене мгновенно погибла вместе с теми, за кем так усердно ухаживала. Именно по этим причинам я рекомендую присвоить высшую из возможных наград женщине, которая, хотя и не служила в вооруженных силах Соединенных Штатов, но оказала нам неоценимую помощь.
К декабрю 1944 года самолеты люфтваффе стали редко появляться в небе над Европой, но вскоре после того, как Прайор закончил свое письмо о Рене Лемэр, немецкий самолет сбросил бомбу на его квартиру, и на мгновение темные, захламленные комнаты залило ослепительным светом. Прайор выжил и был в строю уже через два дня, когда передовые части 3-й армии Джорджа Паттона достигли Бастони и прорвали блокаду. Лишь к концу января союзникам удалось отвоевать территории, занятые немцами в ходе Арденнской операции, но оборона американцами Бастони и нескольких других ключевых пунктов фактически положила конец любым надеждам немцев достигнуть Мааса.
Победы американцев имели и побочный эффект. Они положили конец надеждам Монтгомери вернуть себе пост главнокомандующего союзными войсками. Повышение Эйзенхауэра до этой должности в конце Нормандской операции не нравилось британцам. Черчилль, Брук и другие ведущие британские политики и высокопоставленные офицеры восхищались способностями Эйзенхауэра как дипломата и организатора, но считали его слабым стратегом.
Его план «Широкого фронта» – более или менее синхронного марша американцев, британцев и канадцев через Западную Европу – казался лишенным воображения и, как считали британские критики Эйзенхауэра, мог отсрочить победу.