Дьюи всегда говорил очень серьезно, а у Рузвельта был талант к сарказму. Во время выступления в Бостоне неделю спустя президент обратил внимание на изъян в мышлении Дьюи. По словам историка Джеймса Макгрегора Бернса, Рузвельт сказал аудитории, что в последние несколько недель «его оппонент обвинял сторонников Рузвельта в том, что они поощряют коммунизм, и в том, что пытаются установить монархию в Соединенных Штатах. „Так что в итоге? – спросил Рузвельт у смеявшейся аудитории. – Нельзя же совместить одно с другим“». Победа Рузвельта в 1944 году не могла сравниться с его довоенными победами, но все же впечатляла: 432 голоса выборщиков против 99 у Дьюи.
Декабрьский опрос Гэллапа показал, что выборы не повлияли на отношение к Советскому Союзу. В июле 47 % опрошенных американцев ответили утвердительно на вопрос: «Как вы думаете, можно ли доверять России в плане послевоенного сотрудничества?» В декабре, когда Гэллап повторил этот вопрос, 47 % респондентов снова ответили утвердительно, в то время как количество американцев, не одобрявших дружбу с СССР, несколько снизилось. В июле 36 % респондентов относились к Советскому Союзу отрицательно; в декабре так считали 35 %. Вывод из снижения количества скептиков на 1 % между двумя опросами заключался не в том, что американцы стали лучше относиться к Советскому Союзу, а в том, что, за исключением случаев, когда их опрашивали социологи, они вообще не думали о России.
Между тем война продолжалась.
В конце августа 3-я армия Джорджа Паттона совершила 800-километровый бросок через Францию за 26 дней, 12-я группа армий Омара Брэдли мчалась к Рейну, а генерал Джордж Маршалл опрашивал своих икомандиров, чтобы узнать, сколько из них ожидает окончания войны к Рождеству. Затем последовали Голландская операция и битва на Шельде. Харли Рейнольдс, сержант 1-й дивизии, не удивился тому, что немцы быстро пришли в себя. В Нормандии у него было несколько возможностей лично убедиться в германской стойкости. Теперь, два месяца спустя, он переминался с ноги на ногу за противотанковыми надолбами, известными как «зубы дракона», на окраине Аахена, древнего немецкого города, который имел ряд особенностей.
Полтора тысячелетия назад Аахен служил домом для Карла Великого, а теперь он был частью «линии Зигфрида», главной системы укреплений рейха на западных границах. Аахен первым из немецких городов подвергся нападению сухопутных войск союзников. В тот день, когда отряд Рейнольдса прибыл в город, повсюду взрывались здания. Осколки кирпичей летали над тротуарами, а немецкие солдаты пятнадцати-шестнадцати лет бросались на американские пулеметы. Бои продолжались до 21 октября и стоили американцам пяти тысяч человек убитыми и ранеными. Таким был накал боев осенью 1944 года.
Но события в Аахене быстро затмила битва в Хюртгенском лесу. Лес находился примерно в двадцати километрах к юго-востоку от Ахена и до недавнего времени был обителью охотников, фермеров и случайных немецких солдат, ищущих уединения после Сталинграда или Курска. Союзники решили ударить по лесу, опасаясь, что немцы воспользуются его густыми дебрями, чтобы нанести фланговые удары по американским частям, продвигавшимся к Руру. Это было маловероятно, учитывая слабость 275-й немецкой дивизии, охранявшей лес, и саму идею было трудно оправдать, судя по жертвам, на которые американские части пошли в Хюртгене. Свою роль сыграли отсутствие надежного воздушного прикрытия в зимнем небе над лесом и уязвимость перед скрытыми минами-ловушками, заминированными полями и огневыми точками с колючей проволокой. После войны военный историк Рассел Вейгли сказал о кампании: «Самым надежным способом сделать лес Хюртген угрозой для для армии США было отправить американские войска в его дебри». Эрнесту Хемингуэю, освещавшему битву в Хюртгенском лесу в качестве военного корреспондента, она напомнила о Пашендейле, одной из самых кровопролитных битв Первой мировой. Разница была лишь в том, что на этот раз, как отметил Хемингуэй, артиллерийский и пулеметный огонь сопровождался авиаударами.
Число жертв быстро росло. К 16 октября 9-я дивизия США продвинулась на три километра ценой 4500 человек убитыми и ранеными. 18-й пехотный полк, прибывший к Хюртгену 8 ноября, за пять дней потерял 500 человек. С наступлением зимы и увеличением интенсивности боевых действий жизнь перестала чего-либо стоить. «Мы отвоевываем по три дерева за день, – сказал один из офицеров, – но за каждое отдаем по сотне человек. Снаряды разрываются над головой, раненые кричат, пулеметный огонь не прекращается, солдаты замерзают, живые смешиваются с мертвыми: неудивительно, что люди начали ломаться».
«Боевые психические травмы были одной из важнейших причин неэффективности боевых действий», – отметил историк Макс Гастингс. 26 % мужчин, которые служили на европейском театре военных действий в период с июня по ноябрь 1944 года, страдали тем, что теперь называется посттравматическим стрессовым расстройством. Карло Д’Эсте, другой авторитетный военный историк, отмечал, что к зиме 1944 года наметились все более очевидные признаки падения морального духа, о чем свидетельствовал возрастающий уровень дезертирства, который стал настолько серьезным, что впервые со времен Гражданской войны американский солдат был казнен за дезертирство. По словам Гастингса, военно-морской флот и авиация США были одними из лучших в плане готовности ко Второй мировой войне. Но две ошибки, допущенные в начале войны, снизили эффективность армии.
Первой было ограничение в девяносто дивизий, из-за чего в ряде случаев, включая Нормандию, приходилось воевать на более короткой дистанции и терять больше солдат, чем при более массовом наступлении. На бумаге два миллиона американцев служили на европейском театре военных действий. На практике лишь часть из них когда-либо приближалась к противнику. В начале 1945 года, когда десятки тысяч военнослужащих СС и членов айнзацгрупп (нацистских эскадронов смерти) взрывали немецкие фабрики и железнодорожные сети, во всей Северо-Западной Европе было всего 200 тысяч американских военных. Вторая ошибка армейского руководства заключалась в том, что высокий уровень IQ был билетом на более безопасную работу. Офицер, обладавший острым умом и крепкими нервами, часто мог сыграть решающую роль в боевых ситуациях, особенно в ближнем бою, где решение о жизни и смерти должно приниматься в течение минут, а иногда и секунд. Но в своей мудрости военное министерство решило наградить лучших бойцов безопасными должностями. В ходе одного теста было обнаружено, что 89 % солдат с высокими показателями IQ направляли в финансовый отдел армии или на аналогичные должности подальше от фронта. Чаще всего, когда смерть дышала в затылок, а честь была всего лишь словом, именно «двоечники» сражались в таких местах, как Анцио, Нормандия и Хюртгенский лес.
21
Апокалипсис
В начале сентября 1944 года у Гитлера случился рецидив желудочных колик, которые периодически мучили его на протяжении последних нескольких лет. Неясно, были ли они последствиями покушения на его жизнь 20 июля, сокрушительного поражения Германии в Нормандии или того и другого вместе, но по мере того как осенние дни становились все холоднее, а «русский гигант» приближался к Германии, поведение фюрера все сильнее беспокоило сотрудников его штаба в «Волчьем логове». Изображения Гитлера, украшавшие здания и дома по всей Германии, уже пару лет не соответствовали действительности. Решительный вождь с пронзительным взглядом затерялся где-то между Сталинградской и Курской битвами, и его сменил бледный отшельник, бродивший между глухих (толщиной пять метров) стен бункера в сером фланелевом халате и старой армейской рубашке. Когда Гитлеру надоедало ходить, он лежал на кровати. К ноябрю колики утихли, но ему стало трудно глотать. Врачи убедили Гитлера поехать в Берлин на обследование, которое выявило небольшое доброкачественное образование на голосовых связках. Образование успешно удалили, но общее состояние здоровья Гитлера не изменилась. Все, кто видел фюрера в конце 1944 года, соглашались, что он преждевременно состарился, писал историк Алан Буллок. В пятьдесят пять он уже был стариком. Его голос был хриплым, цвет лица – пепельным, руки дрожали, и ему было трудно ходить. Только его железная воля не ослабевала.
Тридцать первого августа – в разгар отступления немецкой армии во Франции – Гитлер вызвал своих старших командиров в «Волчье логово» и заявил, что поражение неприемлемо, а также, как он утверждал, не является неизбежным. «Придет время, когда напряженность между союзниками [возрастет] настолько, что произойдет раскол. Все коалиции рано или поздно распадаются. Единственное, что нужно, – сказал Гитлер, – дождаться подходящего момента, как бы это ни было тяжело». Свое выступление он закончил вагнеровскими нотками: «Я живу только для того, чтобы вести этот бой. В любых обстоятельствах мы продолжим биться до тех пор, пока, как сказал Фридрих Великий, „один из наших проклятых врагов не устанет сражаться“». В «Страже на Рейне»[267] – операции, которая должна была восстановить позиции рейха, слышались отголоски Битвы за Францию 1940 года: немецкие ударные силы численностью более 200 тысяч человек и тысячи танков вырываются из Арденн холодным серым утром и под покровом снегопада и тумана, не дававшим авиации союзников подняться в воздух, обрушиваются на неподготовленного врага. Однако между планами Гитлера на 1940 и 1944 годы были существенные различия. Немецкая армия, завоевавшая Францию в 1940 году, только раскрывала свой потенциал. В 1944 году в ряде немецких танковых частей все еще числились смелые молодые офицеры, такие как стройный и красивый Иоахим Пайпер двадцати девяти лет, удостоенный высшей награды Германии – Рыцарского креста ордена Железного креста. Но таких, как Пайпер, было немного. Немецкая армия была укомплектована шестнадцатилетними юнцами и мужчинами среднего возраста, которым не хватало оружия, подготовки и смелости, проявленной их предшественниками до того, как их забрали на Валгаллу.
Немецкий план нападения был прост и дерзок: штурмовой отряд выйдет из Арденн, проедет сотню километров к северо-западу, отобьет порт Антверпен и наведет такую суматоху, что измученная войной общественность в одной или обеих странах-союзниках потребует прекращения войны путем переговоров. Это была отчаянная авантюра, но у Гитлера имелось одно важное преимущество. Подобно Сталину, он сам был государством и мог многое принести в жертву, не опасаясь возмездия со стороны немецкого народа.
У Черчилля и Рузвельта такого преимущества не было. Если их избиратели потребуют мирного урегулирования, их мнение придется учесть. Американцы, которые считались более слабой из двух союзных сил, были главной мишенью. Накануне немецкого наступления в Арденнах находилось 83 тысячи американских солдат. Некоторые из них, такие как 4-я и 28-я дивизии, были ветеранами, сильно потрепанными в Хюртгенском лесу, и на тот момент отдыхали и восстанавливали силы. Некоторые из них, такие как 4-я и 106-я танковые, были новыми дивизиями, отправленными в Арденны для обучения. А некоторые подразделения были смесью новичков и опытных бойцов. К последней категории относились опытная 2-я и необстрелянная 99-я дивизии. Они находились на севере и оказались лицом к лицу с атакующими немецкими частями.
В начале декабря, когда победа стала очевидной, главной задачей для большинства солдат в Арденнах было не замерзнуть насмерть. Достаточно предприимчивые находили приют в заброшенных немецких дотах, сараях или флигелях. Остальные полагались на армейскую шинель и одиночные окопы. В районах, где земля промерзла, для копания окопов использовались гранаты и взрывчатка. В начале декабря разведка союзников начала получать сообщения о немецких войсках в районе Арденн, но тревогу поднимать не стала. В ночь на 15 декабря люди как обычно играли в карты, рассказывали анекдоты, пили контрабандный виски и засыпали в своих окопах, глядя на заснеженные деревья под яркой декабрьской луной.
Битва началась 16 декабря, и в первый день немцы одержали победу. Некоторые американские подразделения мужественно сопротивлялись, но стремительность и мощь немецкого нападения ошеломили большинство усталых ветеранов и робких новобранцев. К ночи немцы прорвали американскую линию обороны, окружили одну дивизию и захватили несколько ключевых перекрестков и мостов. Семнадцатое декабря стало днем кривотолков. Англоговорящие немцы в американской форме проникли в тыл американцев и навели там панику. В нескольких бельгийских городах заменили британские и американские флаги на нацистские, которыми приветствовали немцев в 1940 году. Самым ужасным событием дня стала бойня у бельгийского города Мальмеди. Группа американских артиллеристов и медиков численностью немногим больше 100 человек совершила серию неверных маневров на бельгийской сельской местности и наткнулась на кампфгруппу Пайпер, боевой авангард 1-й танковой дивизии СС, получившей название в честь своего командира Иоахима Пайпера. В любой другой день этот известный своей непредсказуемостью офицер мог бы отправить американцев в лагерь для военнопленных. Но 17 декабря он спешил. Ему выпала честь возглавить атаку в направлении реки Маас, первой главной цели на пути к Антверпену, и из-за задержек, произошедших ранее в тот же день, Пайпер и его 117 танков, 149 солдат и 40 зенитных орудий отставали от графика на двенадцать часов.
После войны один из подчиненных Пайпера, бывший лейтенант СС по имени Вернер Штернебек, рассказал приехавшему с визитом американцу Майклу Рейнольдсу о событиях того дня. По его словам, незадолго до того, как Пайпер прибыл на место тем утром, группа американских солдат сдалась после короткой перестрелки, и Штернебек готовился отправить их в лагерь для военнопленных. Но Пайпер, стремясь наверстать потерянное время, приказал расстрелять пленных.
В унылый серый вторник 19 декабря Эйзенхауэр вызвал на совещание Брэдли, Паттона, Кортни Ходжеса и еще нескольких старших командиров. Дело было в городе Вердене, и шрамы Первой мировой все еще проступали из-под снежного покрова. Темой совещания была стремительность немецкого наступления, и настроение в комнате было довольно мрачным. «Мне нужны только радостные лица», – сказал Эйзенхауэр и быстро перешел к делу.
Лучшую идею предложил Джордж Паттон, командующий 3-й армией. По его словам, в самом элементарном смысле «Битва за Выступ»[268] была битвой за топливо. Если немцы, нуждавшиеся в горючем, захватят город Бастонь на перекрестке бельгийских дорог, то огромные запасы топлива союзников, хранившиеся за линиями обороны, окажутся под угрозой. Но если американцы удержат город в течение недели или двух, запасы горючего у немцев закончатся, и Пайпер со своими командирами будет вынужден вернуться на родину пешком по снегу. Идея Паттона была простой до гениальности. Его 3-я армия, в настоящее время направленная на юг, повернет на север, двинется на Бастонь и поддержит осажденный американский гарнизон, защищавший город. Как и в начале встречи, в конце Эйзенхауэр сделал внушение своим подчиненным: «Ни при каких обстоятельствах вермахт не должен пересечь реку Маас».