Книги
Союз освобождения
Это в высшей степени нужный человек. Точный и исполнительный до методичности совсем не русской, бесстрашный, энергичный и необыкновенно работящий. Все транспортное дело может быть ей поручено! Я считаю, что для «Освобождения» будет это большим счастьем… Как секретарь тебе, она тоже прекрасный помощник.
Часто на квартиру в Гайсбург приезжал кто-нибудь из России. Гостей всегда было много.
Струве целыми днями сидел дома, работал. Филеры Департамента полиции, неотлучно следившие за ним, удивлялись: бывало, он не выходил на улицу по 6–8 дней. Изредка он появлялся в типографии, на почте или в банке.
Впоследствии, в 1904 году, Струве переехал во Францию. Были основания опасаться, что правительство Германии пойдет навстречу своим российским коллегам и приостановит издание. Власти Вюртемберга были уже готовы к этому решению. Так что переезд редакции был вынужденным и неизбежным. Струве устроился в Пасси, на окраине Парижа. Он остановился в небольшом трехэтажном особняке. Внизу были гостиная, столовая, кухня. На втором этаже располагались жилые комнаты. На третьем — библиотека и кабинет П. Б. Струве. Русская эмиграция в Париже жила бурной жизнью. А. А. Корнилов приехал туда в ноябре 1904 года. Вместе с коллегами по «Освобождению» он ходил в театр «Трокадеро», где выступали лидер французских социалистов Ж. Жорес и писатель А. Франс. Особенно ждали выступления Жореса, который не разочаровал. Ходили в Русскую высшую школу общественных наук, где познакомились с М. М. Ковалевским. Побывали на диспуте Ленина и Струве. Ленин предсказывал диктатуру пролетариата. Струве, разумеется, оппонировал. Вспоминал об опыте Вандеи[8], о могучей силе традиционализма, неукротимости контрреволюции. Выступали и анархисты. Вечер закончился настоящей дракой. На таких встречах преимущество было за социалистами, марксистами или народниками, их было заметно больше «освобожденцев». Как писал сам Струве, к нему относились в целом добродушно, к «Освобождению» — почтительно, но при этом враждебно. Еще в сентябре 1902 года М. А. Волошин делился впечатлениями с А. М. Пешковским о «походе», затеянном революционной печатью против журнала: «Ругань полилась ушатами, целые номера были посвящены ей, и русская революция на время забыта».
«Освобождение» быстро завоевывало аудиторию. Уже 11 сентября 1902 года Н. Н. Львов писал Струве воодушевляющие новости. По словам графа С. Л. Толстого, его отцу, Льву Николаевичу, журнал очень понравился: «Он находит, что „Освобождение“ встало на верный путь». Издание понравилось и земцам.
У нас в Саратове журнал зачитывается с увлечением и, переходя из рук в руки, обращается в клочки (бумага ужасно скоро рвется), даже представители дворянской партии прислушиваются к голосу «Освобождения». Мне приходится слушать хорошие отзывы от таких людей, которых трудно чем-либо расшевелить.
И это при том, что журнал проникал в Россию в малом количестве экземпляров. Очевидно, что многие задерживались на почте.
Впоследствии Н. М. Иорданский признавался Струве, что
ни «Искра», ни плачевная «Революционная Россия» не могут заменить «Освобождения» в его политической роли среди врагов самодержавия. Вам, вероятно, известно, что в интеллигентном Петербурге уже считается дурным тоном не знать, что напечатано в последнем номере «Освобождения». Вы отравляете ядом недовольства самые широкие слои, т. е., с моей точки зрения нейтрализуете их, — на худой конец, а, быть может, и больше.
Доставить в Россию
В центре всей организационной работы была Нина Струве. Она вела переговоры с авторами, типографией, сотрудниками редакции и, прежде всего, с контрабандистами. Она вникала в подробности технологии процесса — доставки в Россию нелегальной печатной продукции. Овладела особым жаргоном, даже спорила с «профессионалами». Решая проблемы, стоявшие перед изданием, Нина разъезжала по всей Европе.
Сейчас пью кофе, иду дать окончательные инструкции… затем к [О.] Брауну [лидеру немецких социал-демократов], [Г. Б.] Иоллосу (я раз была у него, но не застала), затем повидаю «знакомого», который с нас столько денег стащил и ничего не сделал. Затем еще схожу в Рейхстаг и завтра в 8 ч. 5 м. утра уеду в Дрезден, где буду в 11 час. проведу весь день, выеду к ночи, в Праге буду в понедельник в 6 утра, опять весь день проведу и к ночи выеду в Вену, где и буду во вторник утром, —
писала Н. А. Струве из Берлина 30 января 1903 года. Переговоры по большей части посвящались доставке журнала в Россию. Это была первостепенная проблема, стоявшая и перед изданием, и впоследствии перед Союзом освобождения. Приходилось экспериментировать, идти одновременно разными путями, полагаясь на друзей и союзников. Часть номеров рассылалась по почте, преимущественно случайным лицам. В ноябре 1902 года князь Д. И. Шаховской предложил рассылать журнал всем предводителям дворянства. Кроме того, он высказал идею рассылать не журнал, а его отдельные статьи. Эта мысль пришлась по душе Н. А. Струве.
За доставку «Освобождения» взялся польский революционер Юзеф Каневский, проживавший в Лондоне. У него была своя агентура, занимавшаяся перевозкой нелегальной литературы. Делал он это небескорыстно. За пуд «товара» редакция «Освобождения» платила 100 рублей. В Санкт-Петербурге «товар» доставлялся управляющему конторой княгини Юсуповой Л. Л. Бенуа (набережная Мойки, 92–94), в Пскове — управляющему страховым отделом губернской земской управы Н. Ф. Лопатину, в Твери — А. А. Чукаеву, в Ревеле — И. Н. Зунделевичу. Впоследствии были найдены и другие каналы доставки: через Игнатия Браудо (в Вене), через Яссы. По сведениям Н. А. Струве, на конец 1902 года 500–600 экземпляров журналов высылались в письмах, 1000 экземпляров разных номеров перевозились через границу; 1200–1300 экземпляров продавались за границей.
Оказывали поддержку и различные оппозиционные силы. Материалы по студенческому вопросу, издаваемые «освобожденцами», распространялись эсерами. Помогали Бунд (Всеобщий еврейский рабочий союз в Литве, Польше и России), связанное с толстовцами издательство «Свободное слово». В конце 1904 года лидер Грузинской партии социалистов-федералистов Г. Деканозов взялся перевести в Россию 500 экземпляров журнала. Особо заметной была роль финского подполья. К. Циллиакус купил специальную яхту для транспортировки из Швеции в Финляндию нелегальной литературы самого разного направления. По его собственному признанию, он перевез около 1000 пудов такого рода изданий. В 1902 году было подписано соглашение между П. Б. Струве и финским публицистом, политиком А. Неовиусом о транспортировке журнала «Освобождение». Два раза в месяц сотрудница Неовиуса приезжала из Стокгольма в Выборг. Обычно с ней было 5–10 кг «товара», который следовало доставить в Петербург. Для этого была создана особая «техническая группа», которую возглавил В. В. Хижняков. Помимо него, в группу вошли В. Я. Богучарский, Е. Д. Кускова, С. Н. Прокопович, С. П. Миклашевский, Л. П. Куприянов, Н. Д. Соколов. Рядом со станцией Куоккала находилась дача генерала Миклашевского. Его дети были активными членами Союза освобождения. Как раз на даче была организована перевалочная база, откуда журналы небольшими партиями доставлялись в Санкт-Петербург, а затем распространялись по России. Для Департамента полиции не было секретом, что журнал находил своего читателя. Полиция не дремала. 2 октября 1903 года В. К. Плеве получил донесение, что на станции Белоостров были задержаны две женщины с 400 экземплярами «Освобождения». Выяснилось, что это были учительница Е. И. Репьева (ближайшая помощница В. В. Хижнякова) и В. А. Миклашевская (урожд. Кропоткина). 17 ноября 1903 года были задержаны журналистка А. В. Тыркова и приват-доцент Санкт-Петербургского университета Е. В. Аничков. У них обнаружили 333 экземпляра «Освобождения» (плюс девять первых книг «Освобождения», брошюра «Самодержавие и земство», три экземпляра «Материалов по рабочему вопросу»).
Это был первый опыт Тырковой, и он оказался неудачным. Е. Д. Кускова попросила ее съездить в Гельсингфорс и привезти оттуда «Освобождение». Ей предстояло доставить две объемные папки, одной это было трудно сделать. Компанию ей составил Е. В. Аничков. Тырковой предстояло сыграть роль светской дамы. Она одолжила у сестры бархатную ротонду на лисьем меху с песцовым воротником, взяла свою большую шляпу. Вечерним поездом в купе первого класса (а не третьего, как обычно) они отправились в Гельсингфорс, где заняли номер в лучшей гостинице. Неизвестные финны привезли туда холщовые мешки с «Освобождением», напечатанным на индийской (очень тонкой) бумаге. Журналы следовало разместить под платьем. Аничков решился на отчаянную смелость и спрятал издание в карманах шинели. Утром следующего дня прибыли в Белоостров, где проходила граница между Великим княжеством Финляндским и собственно Российской империей. Там проверяли паспорта. Жандармы вошли в купе, попросили показать паспорта, открыть чемоданы. И вдруг один из жандармов провел рукой по висевшей шинели и нащупал там толстые пачки. Открыл… и попросил следовать за ним.
В Петербурге их отвезли в дом на Мойке. Там располагалось охранное отделение (а прежде, 70 лет до того, — последняя квартира А. С. Пушкина). После допроса отвели в комнату с хорошей мягкой мебелью. Зашел молодой жандармский офицер: «Вы арестованы еще вчера. Надеюсь, что вас прилично кормили?» Тыркова поблагодарила. Офицер сообщил, что уже заказал завтрак в ресторане «Донон», очень модном в столице: ресторан находился поблизости, в соседнем здании.
На третий день Тыркову отвезли в дом предварительного заключения. Надзирательница отвела ее в одиночную камеру. Железная кровать с соломенным матрасом, железный столик, железное сиденье, привинченное к стене, умывальник и уборная — вот и вся обстановка. Комната освещалась тусклой лампой и маленьким окном под потолком. Арестантам полагались суп и каша. Еду можно было заказывать в тюремном ресторане, естественно, заметно уступавшем «Донону». В тюремной лавке можно было купить молоко, чай, булки, масло, шоколад. Три раза в неделю можно было получать провизию из дома. Родные также могли прислать одеяло, простыни, подушку, книги.
Надзирательница спросила Тыркову, не хочет ли она чаю. Предложила принести кипяток, но у Тырковой не было ни чая, ни сахара. Надзирательница внимательно осмотрела арестантку, сочувственно вздохнула и обещала принести свой чай. Ушла. Тыркова осталась в одиночестве, но не в тишине. Отовсюду слышался шелест голосов: шорох, шепот, смех. На следующий день на прогулке ей объяснили, что между 8 и 9 часами вечера разрешалось переговариваться с соседками.
К Рождеству следствие было закончено. За Тыркову был внесен залог в 1000 золотых рублей. Это сделала Вера Гернгросс, жена Е. А. Гернгросса, будущего начальника Генерального штаба. Прямо из тюрьмы, со Шпалерной, Тыркова поехала к Гернгроссам на Конногвардейский бульвар. Гернгросс с интересом выслушал ее рассказ о тюрьме, потом подвел к окну, выходившему на бульвар: