Джозеф до сих пор не признался отцу, что сам был как в числе семнадцати и четырех десятых миллиона, так и в числе шестнадцати и одной десятой миллиона. Ведь по этой причине – как и по любой другой – Крис бы решил, что его предали.
– Итак, тебя кинули.
– Но ведь это у тебя нет восьмидесяти фунтов, чтобы заплатить за костюм.
– Есть вещи поважнее денег.
– Ты прав, Крис. Пожалуй, я брошу работу и включусь в твою борьбу.
Отец насторожился.
– Вот только обновки тебе покупать больше не смогу. Буду делать необходимые сбережения.
– Я понимаю, что ты хочешь сказать, – выговорил Крис.
По опыту Джозеф знал: за выражением «Я понимаю, что ты хочешь сказать» всегда следует контраргумент, но сейчас Крис на этом умолк. Джозеф достал свою банковскую карту. Отец ничуть не смутился.
Поводом для приобретения костюма стала предстоящая свадьба Грейс, и венчание планировалось в маминой церкви. Джозеф давно не считал эту церковь своей. Не появлялся там уже долгие месяцы, если не годы. Воскресное утро предпочитал проводить дома, и в посещении церковных служб ему виделось что-то откровенно странное. Когда он объявил матери, что найдет чем заняться и вообще не верит в Бога, та повела себя на удивление разумно.
– Честно говоря, я не любила с тобой ходить. Ты всем своим видом показывал, что церковь тебе в тягость.
– Ну, в тягость.
– Он знал.
– Кто?
– А сам-то как думаешь?
– Неужели Господь?
– Да, Господь.
– Господь знал, что я всем своим видом показываю, будто церковь мне в тягость?
– Нет. Поведение твое Его не трогало, – с презрением сказала мать. – Он знал, что ты хочешь поскорее унести ноги. Ведь Он смотрит вглубь твоего сердца.
При этом Джозеф был не прочь прийти на венчание. Там ожидалась не только обычная толпа ходячих мертвецов, которые угнетали его до чертиков. Ожидались некоторые его приятели из тех времен, когда он еще бывал на службах, сыновья и дочери прихожанок – подруг его матери, друзья детства его и Грейс. А кроме того, Джозеф хорошо относился к Скотту, его родным и друзьям. Он летал к Скотту в Братиславу на холостяцкую гулянку, где надрался с его братьями и приятелями, а потом они от нечего делать постреляли в тире из «калашей».