— Зачем тебе это нужно? И так над тобой 103-я статья висит (а это — умышленное убийство без отягчающих обстоятельств)!

Через несколько дней — новая беда. То ли статья сделала свое дело, то ли еще что, но на очередной встрече Солоник, пригнувшись ко мне, прошептал на ухо:

— Стремная ситуация! Надо что-то делать!

— Что случилось?

— С воли пришла «малява» от воров с моим смертным приговором. Подписали его четырнадцать воров в законе, двенадцать из которых — кавказцы. У вас есть связи с ворами?

У меня были три клиента из воров в законе, но они сидели не в «Матросской тишине»: один — в Бутырке, двое — в Лефортове.

— Да, — ответил я, — есть. Но откуда ты знаешь про эту «маляву»? Ты ее читал?

— Я знаю, — сказал он, — и из проверенных источников. — Он намекал на то, что его информирует кто-то из оперативных работников изолятора либо конвоиры. — Я уже написал ответную «маляву» Якутенку.

К тому времени в «Матроске», в камере над Солоником, сидел вор в законе Якутенок, с которым Солоник и затеял переписку. Они обменивались «малявами», обменивались информацией. Я знаю, что потом Солоник внес свою долю в тюремный «общак».

С Якутенком у него были нормальные отношения. Но надо было устанавливать их и с другими ворами.

Поняв, что моему клиенту угрожает очень серьезная и реальная опасность, я начал обдумывать дальнейшие свои действия. Выходить на воров в законе, которые находятся на воле, я пока не решился, поэтому стал действовать через тех, кто находится в других изоляторах.

Среди людей, которые могли влиять на обстановку в воровской среде следственных изоляторов, был Павел Захаров, по кличке Паша Цируль. Он находился тогда в следственном изоляторе Лефортова под усиленным режимом.

Цируль был одним из авторитетнейших воров в законе — можно сказать, архиепископом воровского мира. Он входил в первую пятерку воров в законе и считал себя выше Япончика, поскольку свой воровской сан получил гораздо раньше, чем был «крещен» Вячеслав Иваньков.

Попасть к Цирулю мне было не сложно, поскольку, находясь в Лефортове, Паша стал вести себя достаточно неадекватно. Он сменил около двадцати адвокатов, писал странные письма и заявления, имел стычки с конвоирами, что было совершенно непонятно.

Воспользовавшись приглашением участвовать в защите Паши, я решил встретиться с ним и убедить Пашу, что расправу с Солоником в стенах изолятора допустить нельзя.

Не буду рассказывать подробно, как я попал в Лефортово, но через несколько дней я уже сидел в следственном кабинете вместе с адвокатом, который постоянно работал с Цирулем, и ждал своего клиента.

Когда ввели Пашу, я увидел, что это был человек, не похожий на стандартного вора в законе. Он был больше похож на музыканта. На вид ему было около шестидесяти лет. Он был в темных роговых очках, в спортивной куртке. Лицо тонкое, усталое. Он сухо поздоровался, присел.

Адвокат стал задавать ему какие-то вопросы, представил меня. Паша согласился, чтобы я работал с его делом. Тогда я, наклонившись к нему, прошептал на ухо, зная, что кабинеты Лефортова прослушиваются, что у меня есть клиент, которого зовут Солоник, он подозревается в убийстве воров в законе и я хотел бы принять участие в снятии напряжения в этом деле… Неожиданно Цируль сказал, что про Солоника он слышал, но ему совершенно по фигу, будет он убит или нет — ему своих проблем хватает. Мол, хочешь работать со мной — работай, а о посторонних говорить не надо.

В какой-то мере я был доволен результатом. Раз такой человек, как Паша Цируль, ревностный блюститель воровских законов и понятий, отмахнулся от Солоника, наверное, все не так уж опасно, как кажется.

Второй мой визит был в Бутырку. Там сидел авторитетнейший вор в законе, также входивший в пятерку, — Дато П. С Дато работал мой знакомый адвокат, который, по его словам, в последнее время обслуживал все воровское «политбюро». Попасть к Дато было нетрудно. Его адвокат каждый день ходил в Бутырку. Я пошел туда к одному из клиентов. Узнав, в каком кабинете работает мой знакомый, я вошел к нему. Коротко изложил свою проблему и сказал, что мне нужно поговорить с Дато.