— Так всех молодых в таком наряде…

— Я думал речь о девственницах.

— Господи, Миш, о чем мы вообще? — выглядеть разумно, когда тебя покрывает ворох фатина, а на груди все обсыпано стразами было сложно.

— О твоих суицидальных наклонностях.

— Вот именно! Моих! — я подобрала юбку и перекинула ее через локоть. — Ты к ним никакого отношения не имеешь, поэтому ауфидерзейн, гуд лак, напосаран вива ля Куба. Ферштейн?

— Нет, но плевать, — смирился Рубенской, за шесть лет привыкший к моим закидонам. — Машина на парковке, договор в бардачке.

— Ты серьезно думаешь, что я возьму эту подачку?

— Мне вообще фиолетово. Вася победил, — при этом бывший скривился. — И отдал свой выигрыш тебе. Не нравится-разбирайся с ним, а меня избавь от нытья.

— Не нравится нытьё- нечего было ломиться в мою квартиру. Не дом, а проходной двор какой-то, — посетовала я. — Ключи верни.

Рубенской показал символичный жест и вышел на лестничную площадку.

— Зачем тебе ключи от дома, где живет твоя бывшая жена? — я высунулась наружу и проследила, как Миша вразвалочку спустился к окнам на этаже.

— На случай, если эта жена сбрендит и раскрасит мозгами комнату.

— Ты перегрелся, Миш? — он серьезно меня суицидницей считает?

— Нет, просто ты в белом платье не нравишься.

— А на свадьбе ты был другого мнения, — ехидно напомнила я.

— Конечно, но я вырос и люблю женщин без одежды, — пошло намекнул Рубенской, а я закатила глаза.

— Миш, забери машину, по-человечески прошу. Она мне ну нужна.

— Не нужна, продай, — он флегматично пожал плечами. — На деньги купи маленькую однушку в панельке и сдавай. Тебе что деньги лишние?

Я задумалась. Он прав. Но это не отменяет факта, что моя гордость против.

— Хоть раз сделай как я говорю, — попросил он. — Или если не хочешь, продай обе машины, купи себе новый паркетник, а потом возьми ипотеку с большим первоначальным взносом, запусти квартирантов и этими деньгами закрывай платёж.