— Хозяйство разное бывает, товарищ старший лейтенант, с разными ценностями.

— Да ты филосо-о-ов, хозяйства у него разные, однако! В общем, Середа вдруг выбежал на танк с топором и немецкий танкист, вероятнее всего, не ожидавший такого от русского мужика, просто испугался. Короче говоря, он нырнул в башню и захлопнул люк. Ударами топора Середа погнул пулеметный ствол, а затем закрыл смотровые щели брезентом, закрепленным на броне танка. После этого он попросил гранату у якобы подошедших товарищей и принялся барабанить обухом по танку, изображая активное движение вокруг машины. Экипаж танка сдался. Так что, кто знает, на какие поступки способен человек, когда ему очень надо, а эту историю, думаю, что услышит какой-нибудь военный корреспондент и напечатает ее во фронтовой газете.

Донников, почесав нос, глубокомысленно заметил:

— Знаешь, Семеныч, что я подумал, мы как-то мало танков подбили в бою, но теперь я знаю, как их уничтожать надо — мы теперь все танки к тебе загонять будем, а ты с Иваном уж не подведи нас.

Громким смехом закончились наши посиделки, народ разбрелся, кто в ночные наряды, а кто спать.

Мы проходили через Лысовку, когда ко мне подошел Грачев.

— Товарищ старший лейтенант, разрешите смотаться в Леонидово.

Мотоциклы мы отстояли, и они числились в нашем взводе, как матчасть мобильной группы разведки. Так мы с Воробьевым по-быстрому слетаем, хочется посмотреть на бензовозы и вообще.

Самому было интересно, рванули ли они:

— Давай.

Через полчаса Грачев догнал нас. По лицу было видно, что удачно съездил.

— Товарищ старший лейтенант, знатно там бахнуло, видел отброшенные кабины, одна на улице, а вторую аж в сад крайнего дома закинуло, да как бы там танк не перевернуло, много следов, пробуксовок гусениц, похоже, переворачивали его. А по дороге еще наши части мимо Леонидова топают на запад.

На следующий день наши части подошли к основной линии фронта и приступили к организации своего рубежа обороны. Одновременно начались артобстрелы друг друга и пехотные атаки на позиции противника. Штаб полка разместился в деревеньке Петрово, примерно в двух километрах от передовых позиций.

Вот тут меня вызвал к себе наш полковой комиссар, невысокий мужичок лет пятидесяти, с появившимся животиком, и весь он был из себя какой-то масляный, поскользнуться можно, и улыбка его, и взгляд вызывали желание отойти — неприятный человек, в общем. Он расположился на постой в одной из пустующих, после того, как тут побывали гитлеровцы, деревенских изб.

— Заходите, присаживайтесь, товарищ старший лейтенант. Время у нас мало, поэтому я хотел бы, чтобы вы подробно описали, о чем вы имели приватную беседу с фашистским генералом Вольфгангом Фишером, а пока вы пишите, я попью чаек, с вашего позволения.

Сильно напрягло меня это явное желание комиссара найти шпиона, тоже захотел славы настоящего волкодава контрразведки, да шпиона не абы какого, а такого, на которого и не подумали бы, что он враг. А то, что он меня уже определил в них, было понятно, и вопрос лишь времени, когда он подберет нужные обоснования, чтобы меня арестовать. Досадно, а так все красиво идет: подвиги совершаю, медали получаю, что еще надо, воюй себе и воюй. Нет же, находятся гниды, которые ставят подножки тем, у кого что-то получается лучше, чем у них.

Я описал примерное содержание нашей беседы. Комиссар прочитал его и положил в свой портфель, убрав его за кровать; «Вы были знакомы с генералом ранее?»

— Нет, откуда бы я, обычный советский лейтенант, мог быть знаком с немецким генералом?

— В ваших анкетных данных указано, что вы посредственно владеете немецким языком, но глядя на вашу беседу со стороны, вывод однозначен — вы хорошо знаете язык и беседовали с фашистским генералом, как старые знакомые. К сожалению, остальные наши бойцы владеют языком существенно хуже вас и не смогли понять всю беседу.

— И вы на основании домыслов вашего доносчика, который даже перевести не может толком, обвиняете меня в шпионаже! В конце концов, вы можете опросить немецких пленных: самого генерала и подполковника и сверить наши показания.