Религиозный смысл «Бранда» Ибсена

СПб., 1907. Тип. «Отто Унфуг». 31 с. 3700 экз. Ц. 10 к.; б-ка «Век», вып. 8. 24 с. (без посвящения).

Напуганный реакцией властей на доклад «Террор и бессмертие», Булгаков писал Эрну 21 января 1907: «Не имея почтового адреса Валентина Павловича, обращаюсь к нему через Ваше посредство. Передайте ему, что я прошу его дать мне возможность познакомиться с текстом его реферата заблаговременно, как это делал он в прошлом году. А сверх того, хорошо бы по этому поводу вообще с ним поговорить» (ВГ. № 58). 6 февраля Совет МРФО извещал: «В пятницу 16.02.1907 в помещении Польской библиотеки (Мясницкая, Милютинский пер.) состоится публичное заседание Общества. В. П. Свенцицкий прочтёт реферат “Религиозный смысл Бранда”. Начало в 7¹/2 ч. веч. Господа члены пользуются правом бесплатного входа (стоят), но если желают занять пронумерованные места, уплачивают 50 % стоимости билета. Билеты просят брать заблаговременно. Цена нумерованных мест от 50 коп. до 3 руб.» (ОР РГБ. Ф. 746, к. 38, ед. хр. 56).

19 февраля Эрн писал Ельчанинову: «В Церк. Обновл. 26-го февраля будет читать Валентин о Бранде. В Соловьёвском обществе это чтение уже состоялось и прошло хорошо. <…> Валентину же выступать не в Церк. Обн. не хочется. Но если у меня не будет готов реферат, то он готов читать о Бранде в другом месте» (Новый журнал. 2007. № 246). 13 марта состоялось повторное чтение на заседании МРФО (Парус. 1907. № 26).

А. И. Добкин отмечал, что доклад «стал крупным событием даже в насыщенной интеллектуальной жизни России того времени» (Минувшее. Вып. 1. М., 1990. С. 296). К сожалению, описание вечера в воспоминаниях Н. С. Арсеньева «Годы юности в Москве» (Мосты. 1959. № 3. С. 369–370) настолько изобилует фактическими ошибками, что должно быть названо «возражениями на реферат, которого я не слушал»: Свенцицкий назван приват-доцентом и председателем МРФО; при входе в зал якобы продавалась его книга «Антихрист» (вышла 9 месяцев спустя), и мемуарист читал её перед началом; лектор истерично выкрикивал на разные лады «Всё или ничего» (эти слова Бранда в тексте отсутствуют, рефреном же выбрано требование «Выбирай – ты на распутье!»). Критик не удосужился ознакомиться и с самой «достаточно истеричной» пьесой (по его мнению, герой «замёрз и умер от голода на какой-то горной вершине, куда он за собой потащил весь свой приход»), но утверждал, что Свенцицкий «не понял или не хотел понять» её смысл, характеризуя лекцию набором квазитерминов: «проповедь интрансингентной, почти бездушно-человеконенавистнической ультракальвинистической морали». Между прочим Арсеньев считал, что Ибсен был вдохновлён «формулой моральной философии Киркегора» и осуждал своего героя за «законнически-свирепое попрание всех чувств ближнего, <…> всякого движения жалости и любви». Ср. признание автора: «Чистейшее недоразумение, будто я изображал судьбу Сёрена Киркегора (я вообще очень мало читал Киркегора, а понял из его сочинений ещё того меньше). <…> Бранд – я сам в лучшие минуты моей жизни» (Ибсен Г. Полное собр. соч. Т. 8. Статьи, речи, письма. С. 228).

Верный во всех смыслах отчёт, обобщивший в т. ч. и последующую полемику, был дан не спустя полвека, а сразу после собрания БРЦО 26 февраля: «Слушатели – молодёжь, представители духовенства и богословской науки. Аудитория внимательная, чуткая. Доклад был посвящён характеристике того пути ко Христу, который избрал Бранд; пути чисто-евангельского – “брось всё и иди ко Христу”, вот путь Бранда, который докладчик считает верным и вполне приемлемым для нашей ищущей Христа интеллигенции. Путь Бранда труден, но ведёт к цели. Путь Бранда требует подвижничества, но вне его – нет спасения. Докладчику возражали, и эти возражения были интересны. Кристально-яркую мысль докладчика пытались окутать флёром, спорили о значении “Бранда” как литературного произведения, отрицали христианство, провозглашая анархизм. Аудитория в лице оппонентов – явно испугалась указываемого Брандом пути ко Христу, испугалась необходимости крутой перемены жизни, необходимости “всё” оставить, чтобы идти за Христом. И в особенности испугались этого представители официальной Церкви, выдвигавшие и защищавшие старые пути “постепеновщины”, защищавшие в сущности возможность только по воскресеньям взглядывать на небо, а остальные дни недели жить без Христа. Один из оппонентов прямо заявил, что современную усталую интеллигенцию нельзя “тащить” ко Христу через горы и ледники. Нашей интеллигенции, по идее возражавшего, более по силам был бы путь восхождения ко Христу на резиновых шинах, так сказать, путь наших епископов – в каретах, с лакеем на козлах… Оппонент, как это выяснилось, не совсем понял докладчика, приняв символические горы и ледники за действительные, но не в этом суть. Дело в самом понятии, в самом страхе пред трудностями пути ко Христу. Оппонент только выразил общее течение, существующее в душном и фарисейском петербургском обществе, выше всего ценящем департаментские стулья, электрические звонки и автомобили. Если это нельзя сохранить на пути ко Христу, не надо и Христа… И в этом ясно сказалось, что страшная болезнь Церкви нашей уже заразила и общество, и верующих. Архиерейские кареты и тысячные митры не остались без воздействия на массы. И действительно нужны Бранды для того, чтобы развеять эту сотканную над ликом Христа фарисейскую паутину» (Кент. Из жизни // Век. 1907. № 9. С. 110).

Пророческий дух, наставляющий к должному,[103] возмутил два крыла гуманизма: в этом сходились его крайние течения – клеветническое и либеральное по отношению к христианству (возражения Розанова и Е. Трубецкого см. на с. 713–716). Уместно сравнить отзывы других антихристиан о творчестве Ибсена: «Его драмы <…> и его поэма “Бранд” <…> все выдуманы, фальшивы и даже очень дурно написаны в том смысле, что все характеры не верны и не выдержаны» (Толстой. 66, 45); «Вот Ги де Мопассан – это другое дело. У него всё просто, ясно, сильно. Большой талант!» (цит. по: Судья и Строитель. М., 2004. С. 60). И. Ф. Анненский в статье «Ибсен – Бранд» (Перевал. 1907. № 10. С. 42–48) определял пастора как властолюбивого убийцу, упрекал в отсутствии «инстинкта, пылкости, неразумных движений души», видел сближение с людьми в «сознании сомнений» и считал, что спасение возможно «без всякого просветления, без тени раскаяния», а «никакого Иеговы, в сущности, пожалуй что и нет».

Брошюра была быстро выпущена как приложение к № 16 (29 марта) журнала «Век»: уже 4 апреля Свенцицкий просил Ельчанинова срочно переслать 200 экз. из Санкт-Петербурга, дабы продавать на публичном заседании МРФО (ВГ. № 73). Б. А. Грифцов в рецензии (Перевал. 1907. № 7. С. 63) объективно констатировал огненную религиозность автора: «Протест против официального христианства, против “слабой человеческой жалости”, призыв к религиозному действованию – это те последние упования, которые можно возлагать на христианство. Если христианство может иметь теперь смысл и ценность, то, конечно, только в этих формулах. И вместе с тем они для него явятся последним, крайним испытанием. Вот почему невозможно пройти мимо них. Поспешность работы и местами философская наивность (напр. в трактовке вопроса о свободе) – крупные недостатки доклада Свенцицкого. Но остаётся уверенность, что эти недостатки не смогут потушить его огненности» (к сожалению, критик не пояснил, в чём они выражались). Любопытно, что наивное мнение 22-летнего рецензента, ни тогда ни после не имевшего отношения к философии, многие считают достаточно компетентным…

³⁷⁵ Багатурова Надежда Сергеевна (Багатрян Егинэ Саркисовна; 1890–1976) – после окончания 2-й Тифлисской женской гимназии в 1906 поступила на историко-философское отделении Московских высших женских курсов (специальность «русская литература») под именем Елена Сергеевна Багатурова (аналог армянских имён). Через однокурсницу О. В. Шер познакомилась со Свенцицким, в 1908 родила в гражданском браке с ним дочь (взаимоотношения описаны в пьесе «Пастор Реллинг»). В 1912 окончила курсы Герье, жила с семьёй Эрнов в Италии, вышла замуж за Д. В. Шера, после 1917 – детская писательница, переводчица, редактор. В гимназических документах фамилия варьируется (Багатурьянц или Богатурова, как в посвящении Свенцицкого). По рождению армяно-григорианского вероисповедания; все московские друзья знали её как Надежду…

³⁷⁶ Здесь и далее Свенцицкий цитирует драматическую поэму Ибсена в переводе А. и П. Ганзен.

³⁷⁷ Апостол Павел призывал «отложить прежний образ жизни ветхого человека, истлевающего в обольстительных похотях» (Еф. 4, 22).

³⁷⁸ Мф. 10, 17, 22; 24, 9.

³⁷⁹ Ср.: Мф. 10, 36–37.

³⁸⁰ Ср.: «И есть в русской душе даже какая-то особенная страсть и притяжение к таким перепутиям и перекрёсткам. Нет решимости сделать выбор. Нет воли принять ответственность. Есть что-то артистическое в русской душе, слишком много игры» (Георгий Флоровский, прот. Пути русского богословия. Париж, 1937. С. 501).