Будущий маршал Советского Союза, а ныне командующий 16-й армией генерал-лейтенант Константин Константинович Рокоссовский, стоял на пригорке, наблюдая в бинокль за вражескими позициями. Его крепкая фигура, надежно стоящая на земле широко расставленными ногами была обмундирована в российский зимний камуфляж, с которым несколько диссонировала генеральская папаха. Но так было даже колоритней. Не спутаешь с толпящимися чуть поодаль чинами его штаба, одетыми по полной форме. Наблюдая за вражескими окопами, в несколько линий пересекающими заснеженную землю, Рокоссовский ждал момента, когда минутная и секундная стрелки часов соединятся на отметке у цифры «12». Наступающий день был его днем. 16-я армия, пополненная и усиленная свежими войсками, успевшими к тому моменту пройти полный курс боевой подготовки, была готова к стремительному рывку на Борисов.

Этот прорыв должен был быть совсем не того типа, как случившийся под Жлобиным. Дело в том, что составе 16-й армии не было крупных механизированных соединений, максимум отдельные танковые батальоны в составе соединений и танковые роты в составе стрелковых и кавалерийских частей. Надо сказать, что новых танков в армии не было совсем. В основном это были подобранные на полях летних сражений и восстановленные Т-34, КВ, а также трофейные «тройки» и «четверки». При этом трофейные танки из-за хорошей оптики и раций в основном использовались в качестве командирских машин. Остальные подбитые машины врага, не подлежащие восстановлению, разбирались на запчасти.

И никаких Т-26 и БТ, составлявших основной парк советских танковых войск до войны и показавших свою крайне низкую полезность в ее ходе. Часть таких устаревших танков была переделана в артиллерийские тягачи, самоходные зенитки и минометы (в основном танки типа Т-26), другая часть (БТ-5 и БТ-7) передана в Среднеазиатский, Забайкальский и Дальневосточные округа – пугать самураев и басмачей. Для части новых танков БТ-7 и БТ-7М разрабатывался проект их переделки в машины огневой поддержки пехоты. Для этого снимался механизм привода колесного хода, так называемая «гитара», накладными броневыми экранами усиливалось бронирование, а вместо 45-мм пушки 20-К в башню устанавливали 23-мм авиапушку ВЯ с запасом 250 патронов. По легкобронированной и небронированной технике, пулеметным гнездам, амбразурам дзотов и блиндажей, короткая очередь из ВЯ была как раз тем, что прописал доктор, а если из засады в борт или корму (особенно по каткам⁴⁴), то не поздоровится и средним немецким танкам. Но ни одного такого танка огневой поддержки в действующей армии не имелось. Первый прототип проходил испытания в Кубинке, а назначенные к переделке экземпляры ожидали их окончания и результатов.

Зато 16-й армии было придано аж четыре усиленных кавалерийских корпуса, усиление которых выразилось в насыщении эскадронов автоматическим оружием, включая импортные из-за порта единые пулеметы под винтовочный патрон, а также в придании их дивизиям тех самых отдельных танковых батальонов и самоходных зенитных дивизионов. Зато вся артиллерия была на конной тяге. И конноартиллерийские полки, оснащенные запущенными в производство пушками ЗиС-3 и противотанковые дивизионы, одна батарея в которых была вооружена четырьмя 57-мм пушками ЗиС-2, а две остальные – 45-мм пушками 19-К. Именно эти усиленные кавкорпуса сразу после прорыва фронта должны были веером уйти вперед, разрывая немецкие коммуникации, и в случае малейшей необходимости вызывая поддержку авиации.

С одной стороны, направление Орша-Борисов-Минск, являющееся частью той самой пресловутой линии Москва-Берлин, считалось у немцев основным, и вражеских войск в полосе прорыва 16-й армии было гораздо больше, чем на Бобруйском направлении. С другой стороны, подвижные механизированные соединения в полосе группы армий «Центр» у немцев уже закончились, а германская пехота таким усиленным кавкорпусам, да еще поддержанным авиагруппой экспедиционных сил, помехой не была. В случае необходимости опорные пункты противника можно быть просто обойти, после чего ими должны были заняться авиация и натасканные во время финальной части Смоленского сражения тяжелые саперно-штурмовые батальоны. А это такие крутые ребята, что выживших и пленных после их зачистки фактически не остается. Но, как говорится, проблемы немцев шерифа, то есть Рокоссовского, волновали мало. Пусть сразу сдаются в плен, и будет им счастье.

А вчера в полосу прорыва прибыл еще один нежданный сюрприз. Экспедиционные силы для усиления огневой поддержки прислали тяжелый огнеметный батальон, приписанный почему-то к войскам РХБЗ (радиохимбиозащиты). Как выразился командир батальона подполковник Половцев, весело сверкая зубами: «Для производства боевых стрельб по немецко-фашистским оккупантам». Впервые услышав об этом батальоне, Рокоссовский сперва подумал, что речь идет о батальоне тяжелых огнеметных танков, но когда воочию увидел тяжелые огнеметные системы, то понял, насколько глубоко ошибался. Больше всего эти установки напоминали чудовищно раскормленные гвардейские реактивные минометы, поставленные на шасси тяжелых танков, ибо чудовищный вес пакета с двадцатью четырьмя направляющими для крупнокалиберных эрэсов не выдержал бы ни один даже самый мощный автомобиль.

С собой улыбчивый подполковник привез огромную, как три простыни, подробную карту вражеских позиций, созданную на основе расшифрованных аэрофотоснимков, на которую были наложены данные авиационной разведывательной аппаратуры. Немцы на этой карте представали наивными страусами, спрятавшими голову в песок и вообразившими, что теперь их не видно. Особыми значками были обозначены даже утепленные сортиры, в которые германская солдатня бегает гадить, не говоря уже об усиленных блиндажах-убежищах во второй полосе обороны, в которых вражеская пехота собиралась отсиживаться во время артподготовки. Чтобы пробить их толстые многослойные перекрытия, потребовалось бы прямое попадание падающего по крутой траектории бетонобойного снаряда восьмидюймовой гаубицы особой мощности Б-4. Получив такой подарок, верные соратники⁴⁵ генерала Рокоссовского, начальник штаба генерал-майор Малинин и начальник артиллерии генерал-майор Казаков расстелили эти карту на полу и вместе с гостем принялись ползать по ней с лупами, выискивая самые интимные местечки немецкой обороны. В результате этого исследования пришлось несколько изменить схему артподготовки и направления ударов стрелковых и штурмовых подразделений первого атакующего эшелона, а тяжелые огнеметы получили достойные цели.

И вот оттикали последние секунды перед артподготовкой – и воздух, до того тихий и прозрачный, вдруг разорвался сокрушающим ревом и грохотом сотен крупнокалиберных орудий. Полоса прорыва тут была шире, и артиллерии к Орше стянули больше, чем четыре дня назад под Жлобин. Особо громко, редко и солидно, выделяясь басовым соло на общем фоне, били железнодорожные батареи особой мощности и, также, как и под Жлобином, снаряды их морских орудий линкорного калибра предназначались дивизионным штабам немцев, расположенным как раз на нужном удалении от линии фронта. Корпусные и армейские штабы из-за удаленности от линии фронта были недоступны даже морским орудиям, и поэтому удары по ним наносили ОТРК «Искандер», российские ВКС и советские ВВС. И были эти удары такими, что расположенный в Борисове штаб восстановленной 9-й армии, который приласкали «Искандеры», полностью прекратил свое существование, вместе с ее командующим генералом артиллерии Христианом Хансеном.

«Солнцепеки» выехали на размеченные позиции под прикрытием уже ведущейся артподготовки, прямо на глазах у наблюдающего за происходящим в полосе прорыва Рокоссовского произвели залп и упятились обратно в свой район сосредоточения, где их ожидали транспортно-заряжающие машины со вторым и третьим боекомплектом. Для того, чтобы по возможности полно расчистить путь советской пехоте, они будут возвращаться на огневые позиции (на этот раз другие) еще два раза. И только потом, закончив боевую работу и получив у генерала Казакова зачет по стрельбам (ну хорошо же отработали, разве нет, товарищи?), соберутся в походную колонну и убудут на станцию погрузки для последующего возвращения к базе Красновичи у портала.

Рокоссовскому работа «Солнцепеков» понравилась. Залп тяжелыми ракетами выглядел впечатляюще и, судя по изученной им вчера карте, легли они так, как надо, в результате чего несколько ключевых многоамбразурных дзотов в системе немецкой обороны просто перестали существовать. Даже отсюда в бинокль были хорошо видны вздыбленные обломки бревен и поднимающийся из воронок чадный удушливый дым, указывающий на то, что горит там что-то такое нехорошее. Говорят, что от одного только вдыхания такого дыма у немецких солдат начинает вновь образовываться давно ампутированная Гитлером совесть. Врут, наверное… а может, и в самом деле правда?

Артподготовка бушевала целый час. Целый час тяжелые орудия посылали в сторону немецких позиций налитые тротилом фугасы, вздымающие в небо огромные кусты разрывов из комьев мерзлой земли и тротилового дыма. Целый час немецкие солдаты сидели в своих убежищах, гадая, пробьет перекрытия упавший сверху шальной гаубичный снаряд или нет. Но потом, когда стих гул канонады и земля перестала содрогаться от рвущего ее плоть тяжкого железа, в стороне русских окопов раздалось слитное «ура»! А это значило, что немецким солдатам необходимо вылезать из своих глубоких теплых нор и по ходам сообщений бежать в первую траншею отражать большевистскую атаку. А там страшно, все разворочено и разбито, валяются обезображенные трупы камрадов, оставшихся в боевом охранении, окопы наполовину осыпались, а половина дзотов разбита вдребезги, притом что на дне воронок горит что-то такое особенное, испускающее едкий химический дым.

Самые любопытные из немецких солдат, выглянувшие поверх осыпавшегося бруствера, вдруг обнаружили, что русских-то совсем не видно, а над их окопами под крики «ура» болтаются какие-то чучела… Но это чрезвычайно важное открытие запоздало – на той стороне фронта вдруг завыло, заулюлюкало, раздался адский скрежет, будто миллионы гвоздей с корундовыми остриями принялись царапать стекла, а над позициями гвардейской реактивной артиллерии поднялись клубы дыма вперемешку со снежной пылью. Из этих дымных клубов в небо волнами вырывались продолговатые заостренные снаряды; они, оставляя за собой огненные хвосты, возносились в небо, чтобы потом упасть на немецкие окопы. И было таких снарядов видимо-невидимо, так что рябило в глазах. Запоздалый крик ужаса: «сталинские органы!» и огненная круговерть, накрывшая немецкие окопы.

А тем временем на той стороне через окопы перевалили первые КВ-2, переделанные в штурмовые танки (какими они и задумывались при своем создании⁴⁶) и, таща перед собой громыхающие противоминные тралы, они медленно поехали в сторону дымного марева, затянувшего немецкие окопы. А уже вслед за ними в атаку бесшумно, как призраки, поднялись стрелковые цепи в белых маскхалатах. Не успели они пройти и четверти пути, когда дымное марево наконец рассеялось; и оглушенные, дезориентированные и мало что понимающие немцы увидели настоящую большевистскую атаку при поддержке тяжелых танков.

Замешательство в немецких окопах было недолгим. То тут, то там ожили пулеметы, длинными очередями пытающиеся прижать цепи в белых маскхалатах к белой же заснеженной земле. И было этих пулеметов в разы меньше, чем могло бы быть, не прокатись по немецким позициям сокрушающий вал комбинированного артиллерийского удара. Но вот сначала один, потом и все остальные КВ-2 начали останавливаться и шевелить башнями, выцеливая настырно стрекочущие досадные помехи для атакующей пехоты. Несколько раз глухо ухнули шестидюймовые гаубицы, вставленные в огромные коробчатые башни, в небо поднялись кусты разрывов, обреченные с самого начала пулеметы заткнулись – и танки вроде бы не спеша двинулись дальше вперед, настороженно осматривая местность глазами командирских перископов.

А следом за ними, уставив перед собой штыки, широко шагает советская пехота в крытых белыми чехлами ватных телогрейках и таких же штанах. Трепыхаются на ветру красные боевые знамена, гремит барабанный бой, и одиночные винтовочные выстрелы из окопов ничего не могут изменить в решимости этих людей достигнуть оборонительного вражеского рубежа и завязать там знаменитый русский рукопашный бой. И совсем неважно, что то один, то другой боец оседает в снег, сраженный вражеской пулей. Слишком мало осталось в окопах боеспособных врагов, слишком много советских бойцов идет на них в атаку.

И германская артиллерия тоже бессильна помочь своим, она подавлена еще при попытках противодействовать артподготовке специальными контрбатарейными дивизионами 122-мм пушек-гаубиц А-19, обладающих вдвое большей дальнобойностью, чем германские десяти и пятнадцатисантиметровые гаубицы. Впрочем, и сейчас они не остались без дела, как и тяжелые гаубичные полки РГК, укомплектованные 152-мм пушками-гаубицами МЛ-20. Эти несколько сотен орудий на почти максимальных углах возвышения по командам кружащего над местом сражения российского самолета ДРЛО посылают один снаряд за другим в глубину вражеской обороны, тем самым пресекая маневр противника резервами.

И германские пехотные полки изначально полного состава, брошенные в пекло, чтобы если не предотвратить, то хотя бы затормозить прорыв, начисто растрепывались, даже не дойдя до прямого столкновения с советскими стрелковыми цепями. А те уже ведут беспощадный рукопашный бой в третьей траншее немецкой обороны с последними немецкими резервами, набранными из полковых штабных работников, писарей, сапожников, кладовщиков и кашеваров. Еще один натиск советских бойцов, еще один рывок – и эта последняя преграда падет, рухнет, рассыплется в прах.

А в спину им уже с нетерпением дышат жаждущие ворваться в прорыв горячие кавалеристы и их прославленные командиры – Белов, Доватор, Жадов, Плиев. Маленькие лохматые монгольские лошадки, неизменные для русских кавалеристов шашки и пики, и тут же у каждого кавалериста за спиной либо ППШ, либо ДП, и, как особая ценность, пулемет Калашникова. И заводная лошадь в поводу со всем необходимым. Вперемешку с кавалерийскими эскадронами, команду входить в прорыв ожидают конноартиллерийские батареи. Шесть таких же лохматых монгольских лошадей, зарядный ящик, за ним пушка ЗиС-3 и расчет верхами. Или четыре лошади, зарядный ящик и противотанковая пушка 19-К. Эти батареи такие же подвижные, как и основная масса кавалеристов. Лошадиные силы им даны с большим ефрейторским зазором, да и зачем экономить конский состав, когда братская Монголия поставляет Советскому Союзу таких маленьких полудиких лошадок буквально миллионами голов.

А вот и готовые поддержать кавалеристов, если что пойдет не так, танковые батальоны и их рычащие в нетерпении дизелями Т-34 и КВ-1. И не беда, что танки не совсем новые, уже бывшие в боях, подбитые и прошедшие капремонт. Они еще на многое способны и далеко пойдут, если их не остановит со скрежетом не вовремя полетевшая ходовая. Основная немецкая противотанковая пушка им как слону дробина, и вообще, совсем другие пошли времена – бояться уже нечего, немец уже не тот. Или, может, советский солдат стал совсем другим… но об этом позже, потому что впереди в небо взмывает красная ракета. Вперед – путь свободен!

19 ноября 1941 года, полдень. Минск, штаб группы армий «Центр».