— Но как же… А ваши? — холодеет Таррум.
— И мои, — со спокойным неживым безразличием отвечают ему.
Норт восклицает:
— Сиятельный!.. Но как же Айсбенг?
— А что Айсбенг? — хмурится Альвель. — Не думаешь ли ты, норт, что я могу быть причастен к убийству? — с угрозой он заключает.
«Именно вы меня о нем и молили», — скользит в голове у Ларре неуемная, беспокойная мысль. Но Альвель же слушать его не желает. Только зачем ему сейчас, наедине, притворяться?
С осторожностью норт произносит:
— Но налару в том кобринцев винил. Разве нет?
— Ты прав, — успокаивается сиятельный лорд. — Но он узрел наши мысли. Помыслами все мы были чисты. А люди нашего императора Надёна расследование честное провели. По совести. Ничего от чужеземца не хотели скрывать.
«Чисты? — удивляется Ларре. — Неужели я и вправду вконец сошел с ума, стал действительно больным и безумным?» Но стоит ли доверять словам сиятельного лорда, что обычно стоит в стороне от изящных дворцовых интриг? Может ли быть так, что он решил убить Ларре, а сейчас отчего-то решил разыграть странный и блестящий спектакль?
И все же то зачем-то присланное письмо у Ларре из головы не выходит…
«Светлого дня вам, норт.
Вынужден вас просить приехать во дворец как можно скорее. Не буду таить, возможно, вопрос касается нашего прежнего дела.
В последнее время думы в голове у Вингеля смешались. Иной раз кажется ему, что какая-то неумемная мысль, что назойливая летающая муха, препятствует его покою. Но стоит ему ее поймать, ухватить за тонкий угасающий хвост, так она тут же от него ускользает, улетает далеко прочь.
Когда Таррум уходит, это ощущение вновь возвращается. А потом вновь сполна повторяется в странных, будто насланных снах. После них он встает изнуренный, будто после долго бега, покрытый гадкой и липкой испариной. И ощущает внутри пустоту. Словно кусок его вырвали, оставив лишь истекать, умирая, жгучей, горячей кровью.
А он ведь не помнит ничего после этих сновидений. Только чудятся ему горящие глаза-изумруды, насыщенно-зеленого сочного цвета. Блестящие, что молодая трава. И налитые теплым живым и таким манящим его, что по ночи мотылька, ярким светом…
И до чего же хочется ему заснуть снова. Только там, в своих снах, он ощущает, наконец, настоящий покой. Тихий и дурманящий, сладкий…
Глава 8
Мне повезло родиться весною, ощутить волшебный запах талого снега, насладиться ароматом мигом зацветших северных трав. В логове матери нас было трое: я, моя сестра да наш непутевый брат.
Родились мы, как и все волчата, слепыми, а разлепить веки сумели только спустя пару недель. Все это время мы жили, лишь пользуясь нюхом. Благо волка тот не подведет.