Но поезд, как говорится, ушел. Писарчук пришел в себя, подгоняемый проклятиями комбата подполз к нему и зубами разгрыз веревку. Освободившись, тот вскочил и, не помня себя от ярости, зарычал:

— Найду сволочугу, шкуру с живого спущу!

Писарчук никогда еще не видел Носенко таким разъяренным. И неудивительно: никто никогда не наносил шефу такого страшного оскорбления. Обнаружив в приемной связанного дежурного, Носенко, что есть силы, пнул того ногой, приговаривая:

— Раззява проклятый! Убью, с дерьмом смешаю! Разжалую в рядовые, в окопе сгною! Звони сейчас же повсюду, поднимай батальон по тревоге. Пусть ищут лейтенанта Обута! А черт, не Обута, сержанта Степанчика!

Вернувшись в кабинет, Носенко устало плюхнулся в кресло и презрительно бросил:

— Тебе, Писарчук, только с бабами да с безоружными пленными воевать, а против стоящего мужика кишка тонка. Слабак ты оказался на деле... — Носенко покрутил ручку стоявшего на столе полевого телефона, вызвал первую роту: — Ваш командир на месте? — спросил. — Был? Куда ушел? Немедленно за ним в погоню. Захватить живым или мертвым!

Он бросил трубку на рычаг и снова повернулся к Писарчуку:

— Слыхал? Обут заходил в роту, забрал свою девку и ушел. Прапорщик с ними. Тебе объяснить, Сеня, что надо делать?.. Не дай тебе Бог упустить Обута. Упустишь, сам ознакомишься со своими методами допроса. Клянусь!

Писарчук вздрогнул. Он хорошо знал способы пыток, которые сам разработал и проверил на арестованных и приговоренных к смерти. Превозмогая себя, Писарчук встал. Боль в животе была ужасной. Десантник точно знал, где находится солнечное сплетение.

— Не гневайся, Валериан Ярославич, — выдохнул он. — Я этого висельника достану. Не вернусь, пока нашего обидчика в порошок не сотру. Душу дьяволу продам, но... Короче, можешь считать лейтенанта покойником!

— Смотри, Сеня, как бы он прежде тебе шею не свернул, — поморщился Носенко, презиравший хвастовство.

Писарчук скрылся за дверью. А вскоре с улицы донесся шум подъезжающей машины. Носенко прислушался. Внезапных визитов он не любил. Интуиция подсказала: появление неожиданных гостей не к добру, нужно приготовиться...

Кобура была пуста. Проклятущий Обут утащил пистолет. Носенко открыл сейф, вытащил короткоствольный десантный автомат.

В комнату без стука вошел полковник Верман. С военным комендантом Носенко был знаком давно. Особых симпатий друг к другу они не питали, но внешне добрые отношения поддерживали. С точки зрения комбата, Верман был зазнавшимся чинушей, не по заслугам получившим высокий в республике пост. Подумаешь, велика доблесть — участие в ликвидации аварии на Чернобыльской АЭС. Сидел небось в безопасности да бумажки подшивал, а орден наверняка получил за то, что лизал начальству пятки.

Нет, он не завидовал Верману — до такого мелочного чувства Носенко опуститься не мог, но относился к нему, как к выскочке, с насмешкой и презрением. Если по совести, то у него, подполковника Носенко, куда больше прав занять должность военного коменданта Приднестровья. Тогда бы он развернулся!..

— Салют высокому начальству! — приветствовал Носенко гостя. — Какая нужда привела тебя в мою обитель?

Говорил он с улыбкой, но на душе кошки скребли. Очень не понравилось, что вслед за комендантом в комнату вошли два солдата-автоматчика и тот самый афганец, что сопровождал Матвееву и отказался остаться в батальоне, несмотря на оказанные ему милости.

Комендант поздоровался сухо и не протянул руки, что было совсем уж паршивым признаком. Комбата обдало жаром. Страха не было, скорее злость. Так просто он им не дастся... На всякий случай Носенко незаметно сдвинулся вправо, поближе к окну. Стекла одинаковые, рама тонкая...

— Жду объяснений, господин комендант, — насмешливо сказал он, провоцируя Вермана на решительные действия.

— Пришел конец твоим художествам, комбат, — четко произнес полковник. — Сдай оружие. Ты арестован!