Несмотря на все усилия Криса и нашей команды, повреждения спинного мозга оказались слишком серьезными. Ни физио-, ни гидротерапия не могли обеспечить собаке достойного качества жизни. В конце концов нам пришлось смириться. Мы сделали все, что могли, но нам пришлось принять тяжелое решение и положить конец его мучениям. Это было невыносимо. Крис держал Энцо на руках — вряд ли можно найти более заботливого, чуткого и любящего отца. Я сделал ему укол, и мы позволили ему уйти. Мы все скучаем по нему, и он навсегда останется в наших сердцах.

Сколько бы раз ни приходилось мне переживать такие утраты, они всегда очень глубоко меня трогают. А этот случай был особенно тяжелым, потому что Крис стал мне настоящим другом, и я его глубоко уважал. Хирург Рене Лериш однажды сказал: «Каждый хирург носит в себе маленькое кладбище, куда время от времени он ходит помолиться, — место горечи и сожаления, где он должен искать объяснение своих неудач». Мысленно я часто посещаю эти надгробия, и каждое — тяжелый камень на моей душе.

* * *

С самого начала строительства новой клиники в Ишинге я знал, что она принесет мне в равной мере и счастье, и печаль, что мне придется переживать не только радости и успехи, но и тяжелые поражения. Как же иначе? Я никогда не был привязан к стенам моей клиники, я был движим любовью к животным и желанием осуществить революцию в ветеринарной медицине. Мне всегда нравился фильм 1989 года «Поле его мечты», и я верил, что если мне удастся построить свою клинику, то все получится, как у Кевина Костнера в том фильме, где он услышал голос: «Они придут». Я твердо верил, что, если человек несет свет, это не может не вызвать отклик, и благодаря тем, кто захочет пойти за ним несмотря на все препятствия, этот свет станет еще ярче. Строя лучшую клинику, какую я только мог себе позволить, я надеялся, что это поможет спасти множество животных, одновременно принеся покой и радость любящим их семьям.

Новый ветеринарный ортопедический и нейрохирургический центр Фицпатрика в Ишинге — мое «поле мечты». Открылся он 24 марта 2008 года, на следующий день после самой ранней Пасхи за сто лет, и именно здесь сегодня снимается «Супервет». Спустя несколько месяцев герцог Кентский официально открыл нашу клинику. Слова, которые он произнес, были весьма воодушевляющими, но на момент нашего переезда здания еще не были достроены из-за всевозможных проблем, связанных со строительством и планированием. Ушло больше двух лет на то, чтобы обеспечить клинику нормальной парковкой для персонала и клиентов, а также организовать электроснабжение — теперь часть энергии мы получаем от солнечных батарей. Я бесконечно благодарен местным советам Гилфорда и Уэверли за то, что они позволили мне осуществить свою мечту. Без их поддержки моей клиники не было бы.

Вместе с моей командой из двадцати семи человек мы продолжали усердно трудиться в лесной ветлечебнице в Тилфорде, чтобы собрать средства на строительство и обустройство нашей клиники. Первоначально банковский кредит позволил мне восстановить только два здания из четырех. Затем строительство затормозилось, потому что кончились деньги. Это было очень напряженное время, и порой я сомневался, хватит ли мне сил продолжать. К счастью, трудный момент остался позади, мы стали больше зарабатывать, я оформил право собственности на новую клинику, что обеспечило получение кредита в другом банке. К нам потекли деньги. Это позволило завершить перестройку двух первых зданий в Ишинге и приступить к ремонту третьей постройки заброшенной фермы, что было очень важно, так как третье здание — ветхий, грязный, крытый асбестом амбар — располагалось при въезде на ферму и производило отталкивающее впечатление на потенциальных клиентов.

К моменту открытия клиники ремонт третьего здания был еще не завершен, но снаружи оно выглядело вполне пристойно, так что мы решили переехать. Я категорически выступал против решеток на клетках и в загонах: помещения для животных были сделаны из чистого бактерицидного материала, а дверцы — из закаленного стекла. И еще я настоял на установке специализированной системы кондиционирования воздуха, чтобы минимизировать распространение бактерий, а также радио и телевидения для животных, чтобы они могли чувствовать себя как дома при одновременном сохранении высоких гигиенических стандартов. Мне хотелось создать для моих пациентов ощущение домашнего уюта вдали от дома. Банку дополнительные расходы не понравились, но я был уверен, что собаки и кошки это оценят. Даже сегодня я не перестаю поражаться, насколько спокойнее паши пациенты, когда в их отделение поступает дневной свет и умиротворяющие звуки. А отсутствие решеток самым благотворным образом влияет на психологическое состояние животных, вверенных нашему попечению. Мы должны быть не только хирургами, но и психологами, заботящимися о душевном покое пациентов.

Я часто повторяю: «Объятия обеспечивают половину успеха исцеления», в какой бы форме они ни выражались, и я точно знаю, что так оно и есть, - не раз проверял на себе.

Тем не менее научные методы лечения в нашей новой клинике одними объятиями не ограничиваются. Успех во многом зависит от самого современного оборудования, какое только я мог себе позволить, и от команды лучших специалистов, которых мне удалось собрать. Одним из самых волнующих моментов для нас стало прибытие из Германии оборудования для магнитно-резонансной томографии (МРТ) — именно на нем мы обследовали Энцо. Томограф мы разместили в особом помещении, обшитом проволочной сеткой (клетка Фарадея), чтобы внешние радиопомехи от телевизоров или пролетающих мимо самолетов не влияли на качество обследования. Не думайте, что МРТ и КТ — это одно и то же: получаешь то, за что платишь. Давным-давно, еще в Америке, я изучал атлас МРТ, чтобы получить диплом в этой области. Мне доводилось работать с самыми разными типами сканеров в течение нескольких лет, и я. что называется, могу отличать яблоки от апельсинов: оба круглые, но совершенно разные на вкус! Я предусмотрел также достаточно большое помещение для лучшего компьютерного томографа (КТ), который собирался приобрести в будущем, — купить все сразу мы просто не могли себе позволить.

Аппарат МРТ давал нам массу информации о работе внутренних органов Энцо и других животных, которых мы обследовали ежедневно. С его помощью мы выявили степень сжатия спинного мозга Энцо, определили, какая его часть подверглась сжатию и как выглядит его спинной мозг. Все это помогло нам более точно оценить его состояние, чем в начале, когда единственным диагностическим средством для меня была миелография.

МРТ-сканер — это гигантский цилиндрический сверхпроводящий электромагнит. Когда пациента помещают в центр этого электромагнита, все протоны водорода в теле — то есть все молекулы воды — выстраиваются в одном направлении. В ходе каждого сканирования можно получить определенный «срез» изображения — словно нарезая батон. Радиочастотный импульс проходит через проволочную катушку, отклоняя эти протоны от линий магнитного поля. Когда радиоимпульс выключается, протоны вновь выстраиваются вдоль линий магнитного поля, но скорость этого процесса различна и уникальна для разных тканей тела. Томограф улавливает и записывает сигнал, создавая карту интенсивности. Используя сложные программные алгоритмы, прибор преобразует эту карту в цифровое изображение, где разные типы ткани представлены оттенками серого. Для наилучшего представления разных структур тела создано множество «коктейлей» входных частот, благодаря чему появились разные карты отсканированных срезов тела. В случае с Энцо мы смогли получить детальную картину спинномозговой жидкости, белого и серого вещества, всех важных составляющих спинного мозга. Таким образом можно получить трехмерное изображение любого органа, а потом искать признаки заболевания. Этот процесс подобен поиску крошки при нарезании батона на очень тонкие ломтики во всех направлениях.

Метод компьютерной томографии (КТ) совершенно другой, потому что изображение здесь получается из множества рентгеновских снимков, сделанных с большой скоростью и реконструированных в трех измерениях. Рентгеновский аппарат и рентгеновские детекторы изображения располагаются друг напротив друга на кольцевой стойке, похожей на пончик. Аппарат стремительно вращается вокруг пациента. Рентгеновские лучи узким пучком проходят сквозь тело и попадают на детекторы. Наш сканер за один цикл вращения рентгеновского аппарата способен дать 160 изображений. Снимки получаются гораздо быстрее, чем в начале нашей деятельности, когда первый наш сканер был способен дать всего лишь шесть изображений. Для самых крупных пациентов томограммы порой состоят из двух-трех тысяч рентгеновских снимков. Компьютерная программа переводит эти изображения в трехмерный вид, выявляя расположение разных структур тела, которые представлены различными оттенками серого. Рентгеновские лучи не могут пройти через плотные структуры тела — так, например, кости блокируют их прохождение, поэтому до детекторов доходит лишь малая часть излучения, вследствие чего изображение получается более светлым. Когда же лучи проходят через менее плотные структуры, например через легкие, то изображение оказывается более темным. В отличие от МРТ, компьютерные томограммы, даже с миелографическим контрастным веществом, не могут показать внутреннее строение спинного мозга.

Технологическое развитие КТ позволило повысить разрешение и снизить артефакты и дозу рентгеновского облучения, при этом получая гораздо более детальные снимки.

Ослабление артефактов изменило мою жизнь, поскольку теперь я могу видеть, как кость сращивается с металлом, - раньше это было невозможно.

В данном контексте артефакты — это влияние плотного металла на рассеивание рентгеновского луча, что приводит к образованию черного гало вокруг изображения импланта и не позволяет видеть процесс его сращивания с костью. В 2008 году, когда я лечил Энцо, все это было невозможно. Впрочем, в его случае это все равно не помогло бы, поскольку его спинной мозг был поврежден непоправимо. Когда в теле пациента присутствует металл, использовать МРТ для осмотра спинного мозга нельзя, поскольку имплант слишком сильно искажает электромагнитное поле, и изображение становится недостоверным. Кроме того, металл может нагреться или даже сместиться под влиянием сильного магнитного поля. И хотя с помощью новейшего КТ мы можем просканировать весь позвоночник немецкой овчарки меньше чем за двадцать секунд, при обследовании каждой отдельной части на МРТ процесс сканирования затягивается на час и больше, даже при самом сильном магнитном поле.

Некоторые думают, что все сканы, полученные со всех томографов, одинаковы, но это не так. Я всегда рекомендую уточнить мощность сканера и оценить качество информации, за которую клиенты платят ветеринару. Это очень важно. Во-первых, лишь немногие понимают, нужно ли им МРТ или КТ — даже для себя, не говоря уже о животных. Я видел, как семьи платили одинаковые суммы за сканирование вне зависимости от мощности установки и опыта обслуживающего его специалиста. Менее мощные установки дают менее ценную диагностическую информацию. Я считаю, что всегда нужно задавать вопросы. Например, действительно ли необходимо сканирование или достаточно простого рентгеновского снимка? А если сканирование необходимо, то какого типа и почему? Какого уровня будет разрешение снимка — высокого или низкого? Есть ли в клинике квалифицированные специалисты, способные провести сканирование и расшифровать результаты? Соответствует ли сумма счета качеству сканирования на конкретном аппарате и точности истолкования результатов?

Точное описание результатов сканирования так же важно, как осмотр врача и последующее решение о хирургическом вмешательстве. Другими словами, должен быть сформирован всесторонний взгляд на проблему пациента. Я всегда советую своим интернам и ординаторам оперировать не на основе результатов томографии, а исходя из необходимости такого вмешательства. Например, у многих собак и людей имеются усохшие диски, которые начинают выпирать. Мне это знакомо на собственном опыте. Но не все случаи требуют операций. Могу лишь надеяться, что со мной так и будет.

Чтобы решения были приняты осознанно и с учетом всех обстоятельств, клиенты должны точно представлять себе стоимость сканирования и потенциального лечения. Конечно, я понимаю, что такие решения субъективны. Каждый, кто оказывается в подобной ситуации, старается сделать все, что в его силах, даже если я считаю своим долгом честно осветить проблему. Надо сказать, что порой МРТ подталкивает нас к отказу от операции, поскольку ситуация слишком печальна, и тогда единственным решением становится эвтаназия. Что касается КТ, то повышение качества изображений позволило мне кардинально изменить характер операций на локте у собак, что привело к ослаблению боли и осуществлению действий, ранее невозможных. Проще говоря, я считаю, что у нас есть моральное обязательство всегда быть максимально честными. Семьям, содержащим животных, должна быть предоставлена возможность проведения операции под той же анестезией, что и сканирование, поскольку это позволит сэкономить деньги и время. Я видел, как сканирование делали онкологическим больным и больным с травмами спинного мозга, а затем наступал длительный период ожидания хирургического вмешательства, который зачастую влияет на исход всего лечения.

Хотя нам и пришлось проститься с Энцо, Крис понял, что не бывает гарантированного исхода хирургических вмешательств. Согласно моим документально подтвержденным медицинским записям и моей личной уверенности я знаю, что всегда делаю все, что в моих силах, и действую с самыми лучшими намерениями, но биология — капризная дама с трудным характером, которая никогда не улыбается. Каждая неудача — это огромный психологический стресс для меня и моих коллег. Но на нас лежит моральный и юридический долг утешить пострадавшие семьи и действовать в соответствии с их потребностями. Мы должны поддержать их, помочь принять этот факт и обрести душевное равновесие, будучи уверенными, что мы сделали все, что было в наших силах. Этот психологический аспект как в отношении ветеринаров, так и семей опекунов животных часто недооценивают. Иногда люди нуждаются в довольно длительном периоде поддержки, когда они задают вопросы и хотят услышать на них честные ответы, чаще всего связанные с биологическими особенностями и несчастливым стечением обстоятельств. Однако я должен сказать, что такие затяжные периоды отнимают много времени у меня и моих коллег, отрывая нас от лечения других пациентов. Я считаю, что эта проблема заслуживает рассмотрения в контексте восприятия неудачи, вины и коллективной моральной ответственности, когда полностью осознанное добровольное согласие опекуна животного (после разъяснения ему всех других доступных вариантов) привело к выбору хирургического метода лечения, который, к сожалению, не дал желаемого результата. Правда в том, что нет ни одной операции — как для человека, так и для животного, — которая не была бы связана с риском. Семья, содержащая животное, должна это понимать и, соглашаясь на операцию, оценивать степень риска. Ветеринары же. согласно профессиональной этике, должны разъяснять все варианты и характер планируемого вмешательства. Я считаю, что мы проходим через это вместе и должны поддерживать друг друга.

Я могу сказать, что в случае неоптимального результата любого вмешательства, что всегда возможно, надо разобраться, чтобы понять его причину, но, когда ситуация складывается незапланированно, сердце мое буквально разрывается на части. Отрицательные эмоции семьи направлены на меня и мою команду. Это одна из самых сложных проблем в моей жизни. Поскольку я — человек публичный, такая критика звучит все громче и становится достоянием общественности. Мне бы хотелось, чтобы люди не направляли на нас свой негатив, а просто признались: «Мне очень больно. Я знаю, что вы хотели только лучшего. Пожалуйста, помогите мне справиться с моим горем». И тогда я сдвину горы, чтобы сделать это.