Глава 18

— Что не надо, милая?

Таю под взглядом Садулаева, даже не сразу осознавая, как только что он назвал меня. Давид протягивает руку. Сильные смуглые пальцы скользят по моей объёмной тугой косе, перекинутой на плечо. Пропускает меж пальцев выбившиеся пряди. Эти прикосновения такие чувственные, словно самая изощрённая французская ласка. Дыхание сбивается, а веки тяжелеют так, что хочется прикрыть глаза и податься вперед, лишь бы он не останавливался.

— Этот твой взгляд, — с трудом отвечаю на вопрос, который скорее всего риторический. Уголок рта бывшего дергается в кривоватой улыбке.

— Но я ведь не вижу его, не так ли? — голос хриплый, с интимными нотками.

Да что же ты делаешь со мной?! Облизываю кончиком языка мгновенно пересохшие губы.

— Да, но мы оба знаем, что на самом деле здесь сейчас прои…

— Что здесь происходит?! Давид!? — голос Камиллы похож на звук трубы Апокалипсиса. На секунду я даже представиляю, как на мою голову летит град и огонь ненависти.

Успеваю уловить изменения в лице Давида до того, как он поворачивается к своей невесте. Досада и даже раздражение, подкреплённое чем-то так похожим на злость.

Вот это коктельчик!

— Ты узнал про мой багаж? — с ходу начинает блондинка, с подозрением разглядывая мою розовую сумку в руках Давида. — Нет, это не моя. Что за безвкусица? Невеста Садулаева округляет глаза и брезгливо поджимает полные губы. Голос Камиллы звучит искренне, от чего становится еще обиднее. Нормальная сумка. Чего все пристали?! Щеки вспыхивают, и я поспешно забираю сумку.

— Юсупова?

Растерянно оборачиваюсь. К нам идет высокая девушка в униформе. Не очень разбираюсь в форменных одеждах, но то, что она служащая аэропорта, ясно как день. Заправляю темную прядь за ухо и почти машинально отвечаю:

— Да?

С удивлением таращусь на Камиллу, которая, словно эхо, одновременно со мной говорит:

— Я.

— Я — Юсупова, — будто наслаждаясь произведённым эффектом, подчёркивает высокомерной интонацией Камилла. Темно-ореховые глаза не могут скрыть триумфа. В уме тут же всплывают слова отца: «Лучше честный проигрыш, чем недостойный и подлый триумф». Только вот мне совсем не легче! Кажется, что я только что сделала неверный шаг, показав свои эмоции. Будто ушла под тонкий слой льда на замершей реке. Судя по тому, как на мгновение Давид отводит глаза, (виновато?) ушла я глубоко и безвозвратно. Да как теперь вообще людям верить?! Что же это делается? Когда эта травля закончится?! Юсупова! Как такое может быть? Наверняка, на моем лице отражается разнообразный спектр чувств: от потрясения, до глубокой ярости.