К концу второго дня после посещения тюремщиков Робер начинал задыхаться. Он ложился на пол и старался как можно меньше двигаться. От духоты и голода кружилась голова. Робер насчитал с десяток кормежек, а потом сбился со счёта. Он понял, что его оставили здесь навсегда. Иногда, особенно после сна, юноша отчаянно не хотел умирать, до крика боялся смерти. Тогда он бил кулаками по стене, пока не появлялась солоноватая кровь. Робер радовался, что никто не видел его в такие моменты. А боль заглушала страх.
И ещё юноша пел. Дома его часто просили спеть что-нибудь. Имея установившийся к пятнадцати годам отличный голос и тонкий слух, Робер покорял людей своим даром. Но раньше он не считал искусство уделом рыцарей, так, баловскто одно… В подземелье, отрезанный от мира, он осознал всю силу Красоты, какой бы вид она не принимала.
Робер пел, пока хватало дыхания, звуки необычно отражались от стен и наполняли его душу. Он часто вспоминал о весёлой цыганочке-невесте и завидовал ей, её любви и вольной жизни. Да, все песни были о любви…
Робер случайно заметил, что тюремщик стал дольше не закрывать яму, если он в это время пел. Сначала юноша решил, что ему показалось. В следующий раз крышка опустилась только тогда, когда закончилась очередная, довольно длинная баллада. И в этот раз воздуха хватило ему до нового появления стражников.
Потом оказалось, что приходят ещё какие-то незнакомые тюремщики. Робер слышал их громкое дыхание и хлюпанье, когда они, вслушиваясь в захватывающие слова песен, стояли у его ямы. Неожиданно ему второй раз спустили корзину. Там были пироги, сыр, кусок жареного мяса и пара свечей. Робер растерянно принял щедрые дары. Пробормотал:
– Спасибо…
Крышка резко захлопнулась, скрежетнул запор. А Робер улыбался: его одиночество кончилось.
Вскоре тюремщики уже заказывали полюбившиеся баллады. Часто приходили просто посидеть, послушать, поговорить. Юный Робер нечаянно задел их сердца. Его признали человеком, попавшим в беду, а такое со всеми бывает. Можно было и пожалеть парня, немного помочь ему. Не в ущерб службе, разумеется. Но и этой малости внимания Роберу оказалось достаточно, чтобы вновь поверить в свои силы. Теперь он не сомневался, что выдержит всё.
Вспотевший и запыхавшийся Кобрет ворвался в комнату барона без стука. Хотя стоял ясный день, Керок валялся в постели. И не один. Он недовольно прикрикнул на слугу:
– В чём дело?!
Пытаясь выровнять дыхание, Кобрет заговорил:
– Король… Он решил сам навестить Робера.
Керок вскочил:
– Когда?!
– Я узнал только что. После приёма лотрекского посланника, – сразу на два вопроса ответил верный слуга, подавая сваленную на пол одежду.
Женщина отвернулась от Кобрета, даже не пытаясь прикрыться. Казалось, она задремала, не обращая внимания на настроение барона.
Керок лихорадочно одевался:
– Дьявол! Три месяца не интересовался, вдруг пришпарило! Хорошо, если парень сдвинулся, а если нет?… Идём!
Они почти бежали по коридорам. Керок продумывал варианты своего поведения. На выходе прихватил ещё несколько своих воинов, оставив их ожидать у дверей тюрьмы. Барон Керок Лекс, а за ним Кобрет, вдвоём промчались по переходам и лестницам тюрьмы на два этажа вниз: тюрьма строилась для благородных, что содержались в комнатах двух верхних этажей, и для простолюдинов, место которых находилось ниже уровня земли. Всё поровну…
Тюремщики подземелья ошалело встретили их стремительный налёт.