– Ему полезно одиночество!
– Он в яме?! – Не сдержался Юлианус.
Король яростно возмутился:
– Как ты смеешь вмешиваться в мои дела?! Мне надоело твоё неуместное любопытство!
– Извините, Государь! Единственное, что меня заботит – здоровье Вашей семьи.
– Что ты хочешь сказать? – Король прекрасно понимал намёки и не верил в смирение лекаря.
– Для принца яма – непомерно тяжёлое наказание. Робер может вновь потерять рассудок.
Вмешался Керок, иронически усмехаясь:
– Он взрослый, здоровый мужчина, а не пятилетний младенец. Его хорошо кормят, у него есть всё необходимое. Месяц-два – слишком небольшой срок, чтобы заболеть.
Юлианус нахмурился:
– В прошлый раз ему хватило одной минуты…
– Прекрати! – ладонью хлопнул по столу король, вскакивая. – Понадобятся твои услуги, позовут. Уходи! Не испытывай больше моё терпение…
Король сел, резко отпихнув от себя бумаги. Когда лекарь оставил его наедине с сыном, обратился к нему:
– Сожалею, но он прав. Надо найти другую возможность усмирить мальчишку. Наверняка есть способ…
– Может, используем его любовь к приёмным родителям? Я докладывал…
– Да, Керок, да… Составь бумагу, пусть их доставят во дворец. Тайно. Попробуем воздействовать через них. Давай подпишу приказ, займись этим, если пребывание в подземелье не поможет. И не затягивай! У нас мало времени.
– Повинуюсь, отец, как всегда, повинуюсь…
Керок аккуратно свернул в трубочку чистую бумагу с подписью и печатью короля Гордона Лекса.
Темнота расплющивала, сводила с ума. Робер никогда не думал, что его будет пугать тишина. Он не единожды возблагодарил своих учителей и наставников, заставлявших зубрить баллады, сказания и песни наизусть, когда ему так хотелось погулять. Теперь Робер постоянно читал их вслух, как и некоторые молитвы, старался сам сочинять истории, чтобы хоть чем-то занять мозг и заполнить леденящую пустоту вокруг. Часто юноша притрагивался к материнскому медальону, ему казалось, что от материнского подарка идёт тепло. Засыпая, юноша видел что-то наподобие миражей: то зелёный лес с мелькающими мимо деревьями, то смутный силуэт хрупкой девушки, идущей куда-то, то небогатый дом – и всё это двигалось, перемещалось вокруг, будто он сам бежал и вертел головой. В такие моменты Робер чувствовал себя свободным.
Очень редко появлялся молчаливый тюремщик с помощником. Они меняли бадью, спускали на верёвке в корзине свечу, кусок хлеба с кувшином воды, немного лука, яблок, иногда – плохо проваренную кашу. Потом они плотно прикрывали крышку, сквозь которую почти не проникали ни звуки, ни свет, ни воздух.