К нам подошел молодой смотритель по имени Коди, одетый в футболку с черепами и потрепанную бейсболку. Я задал ему вопрос, который волновал меня с тех пор, как я сюда приехал: прокладывают ли приютские слоны тропы, как это делают их дикие сородичи?
Я ожидал услышать отрицательный ответ. По моему представлению, в питомнике у слонов нет ни одной причины ходить по тропам: там нет глубоких рек, высоких гор и проблем с ориентированием на местности. Однако Коди и Келли одновременно кивнули головами; похоже, слоны любят прокладывать тропы, сказали они. Коди указал на пересекавшую двор и затем тянувшуюся вдоль забора неприметную тропу. Кроме того, там по территории всего слоновника петляло еще множество других узких дорожек. Никто толком не знал, где они начинаются и куда ведут; большинство троп появилось сами собой много лет назад. Слониха по кличке Ширли протоптала тропу (смотрители называют ее «Тропа Банни») к месту смерти своей товарки Банни. Некоторые слоны не сходят с определенных троп, даже если могут срезать путь и быстрее оказаться в нужном месте.
Я спросил Келли, почему, прожив всю жизнь в неволе, когда для того, чтобы выживать, совсем не обязательно ходить по тропам, они упорно продолжают это делать?
Она улыбнулась и закачала головой.
– Думаю, это заложено в них природой, – ответила она.
К концу дня я узнал еще несколько интересных фактов. Мы с Келли посетили Азиатский павильон, который находится в противоположном конце комплекса, и обнаружили возле него двух слоних пыльно-желтого цвета по кличке Мисти и Дулари. Они были мельче и полнее африканских слонов. Мисти лежала на боку, а Дулари стояла на страже. Шпионя за нами, Дулари неторопливо подошла к ограде и уставилась на нас. Ее голова по форме отдаленно напоминала череп быка: пара выпуклых, полностью черных глаз слонихи плавно переходила в глубоко вдавленные виски. Её хобот болтался, словно шланг от старого противогаза.
Мисти перевернулась на живот, поджала колени под себя и по-детски неловко встала с передних ног. Ее морда была заметно более полной и морщинистой, чем у компаньонки. Келли сравнила ее с упругой пастилой маршмеллоу. Мисти подошла к Дулари. Они стояли бок о бок: само воплощение внешней привлекательности и смертельной опасности. Они по-свойски ощупали друг друга хоботами, а затем, как по команде, испустили мощные струи мочи.
Коди ненадолго остановился, чтобы провести регулярный и расписанный как по нотам осмотр Мисти. Он приблизился вплотную к забору. Мисти развернулась и вытянула бугристый хвост. Коди осторожно потянул его к себе. Слониха подняла ногу, и он обнял её.
Келли сказала, что смотрители специально научили слонов поднимать ноги, чтобы не испытывать сложностей с оказанием им медицинской помощи. Смотрители тратят по несколько часов в неделю только на лечение больных ног: треснувших ногтей, инфекций и абсцессов. Эти заболевания часто встречаются у слонов, которые в прошлой подневольной жизни были вынуждены большую часть дня проводить на бетонном полу. Хуже того, у нескольких слонов в неволе появились странные тики – одни ритмично покачивались из стороны в сторону, другие непрерывно выбрасывали хоботы вперед-назад – которые зоологи называют «стереотипным поведением». Слоны – настоящие скороходы; в дикой природе они могут за день проходить до пятидесяти миль. Оказавшись взаперти, они начинают беспокойно ерзать на месте, чтобы хоть как-то высвободить накопившуюся энергию. Поскольку во время движения в организме вырабатываются приносящие облегчение эндорфины, со временем у слонов может сформироваться привычка совершать бесцельные повторяющиеся движения, что впоследствии может привести к повреждениям ступней и суставов. Болезни ног, отметила Келли, являются основной причиной гибели живущих в неволе слонов.
Похожие на пеньки массивные ступни слона отличаются невероятной чувствительностью, а кости стопы выглядят так, словно он стоит на каблуках. Плавно ступая на цыпочках, они, как заправские альпинисты, ловко передвигаются даже в горах. Некий охотник времен колонизации Африки писал, что однажды обнаружил следы слонов на склоне утеса, на который «не могло забраться ни одно животное, за исключением бабуина». Более того, слонов можно даже научить ходить по канатам.
В нижней части стоп у слонов имеется жировая подушка, которая при ходьбе сжимается, чтобы смягчить удар – четырёхтонная махина давит на один квадратный дюйм (6,45 кв. см) земли весом всего около четырех килограмм. Это уже само по себе обеспечивает слонам тихую легкую походку, а привычка расчищать свои тропы позволяет им двигаться практически бесшумно. Дэн Уайли, исследователь культурной истории слонов, в своей книге вспоминает случай, который произошел с группой охотников в долине реки Замбези в Зимбабве. Сами того не подозревая, они устроились на ночлег посреди слоновьей тропы, а утром обнаружили рядом с собой следы слона, который ночью спокойно перешагнул через них, никого при этом не разбудив.
Невероятно, но с помощью ног слоны могут получать сообщения от членов своего стада, даже находясь на значительном удалении от них. Специалист по слонам Кейтлин О`Коннел-Родвелл – ранее она изучала гавайских дельфацид, которые коммуницируют, вызывая на травинках вибрацию, – обнаружила, что слоны используют «гигантские ступни-стетоскопы» для того, чтобы на большом расстоянии улавливать предупреждающие об опасности колебания почвы. Например, она предположила, что ногами слоны могут за сотни миль почувствовать раскаты грома. Эта догадка, если она верна, объясняет мистическую способность слонов проходить огромные расстояния и безошибочно находить места, где недавно прошли ливневые дожди.
Именно ноги, осенило меня, являются ключом к разгадке: именно они помогают слонам находить оптимальные маршруты в бескрайних джунглях и пустынях. На самом деле, слоны идеально приспособлены для прокладывания троп. Благодаря превосходному обонянию и слуху они за много миль чувствуют пищу с водой и знают, где находятся другие слоны. Благодаря широким мощным плечам они легко продираются через непроходимые заросли. Из-за огромного веса – подъем всего на один метр требует в двадцать пять раз больше энергии, чем прохождение такого же расстояния по ровной поверхности, – они проходят значительные расстояния в поисках пологих склонов (вот почему в Танзании слоновьи тропы всегда пересекали пересохшие русла в наиболее подходящих для этого местах). Мозг слонов также заточен на прокладывание троп; их феноменальная память отнюдь не миф, особенно когда речь идет о пространственной информации.
Ну и наконец важную роль играет социальная структура стада слонов, которая сама по себе способствует возникновению и сохранению троп. Обычно слонихи ходят гуськом за матриархом, которая хорошо знает расположение пастбищ и водопоев. Благодаря путешествиям, постоянные маршруты запоминаются молодыми слонихами, одной из которых со временем предстоит занять место матриарха[7]. Кочевой образ жизни, клановость и четкая иерархия у слонов, вероятно, существуют со времен появления их как вида. Ученым удалось найти проложенную шесть миллионов лет назад «Хоботную тропу» – окаменелые следы ног, оставленные тринадцатью шедшими друг за другом животными, похожими на современных слонов. Учитывая их размеры и социальную структуру, слоны не могут не оставлять после себя следов.
Уникальная социальная структура и физиология слонов объясняют,
Эти вопросы я задал экологу Стивену Блейку, работа которого посвящена влиянию движения животных на экологию. В конце 1990-х он начал изучать способы распространения семян фруктовых деревьев лесными слонами в национальном парке Нуабале-Ндоки, что находится на севере Конго. Чтобы лучше понять, где они кочуют, Блейк начал создавать примерную карту слоновьих троп. Он много лазил по болотам и тропическим лесам, внимательно осматривая растущие вдоль троп деревья и уделяя особое внимание пересечениям троп. В результате Блейк установил, что в подавляющем большинстве случаев тропы ведут либо к зарослям фруктовых деревьев, либо к залежам минералов. Другие исследования показали, что в пустынной местности, где ради выживания слоны должны покрывать значительные расстояния, тропы соединяют пастбища и водопои. «Какое совпадение, – сказал Блейк, – В Англии все дорожки ведут либо паб, либо в церковь, а в Африке все слоновьи тропы ведут как правило туда, куда слонам нужно попасть больше всего».
Блейк предположил, что даже если тропы создаются не целенаправленно, они все равно выполняют множество функций. «Представьте себе неопытных слонов, которые оказались в незнакомом лесу, где растет много разных деревьев, – сказал он. – Полагаю, первым делом они начнут неуверенно бродить по округе, пока не наткнутся на фруктовое дерево. Попутно они потопчут кустарник, повалят небольшие деревья и, возможно, запомнят местонахождение дерева. Но даже если этого не произойдет, они все равно создадут для себя путь наименьшего сопротивления – удобный проход в непролазной чаще. Как мы, отправляясь на прогулку в лес, со временем узнаём, какая тропинка приведет вас в нужное место, а какая нет, так и слоны, по всей видимости, сначала изучают окрестности и находят дорогу к цели, а потом протаптывают и регулярно расчищают к ней тропу».
В джунглях, где нет недостатка в пищевых ресурсах вроде фруктовых деревьев, но при этом распределяются они крайне неравномерно, или в пустыне, где водопои – большая редкость и находятся они на значительном расстоянии друг от друга, тропы сокращают продолжительность бесполезных блужданий (на это уходит много энергии) и снижают риск заблудиться. «Слоны, как и люди, могут дезориентироваться на местности, – объяснил Блейк. – Таким образом, тропы одновременно помогают заблудившимся слонам восстановить ориентацию, а также воссоединяют разбредшихся в разные стороны членов стада. Из этого следует, что тропа является „формой социальной пространственной памяти“ – внешней коллективной мнемонической системой, похожей на соответствующую систему муравьев и гусениц».
Оказывается, большой мозг и развитые органы чувств не просто не избавляют слонов от необходимости пользоваться тропами, а напротив, помогают им создавать разветвленные сети троп. Вместо того, чтобы просто говорить
Слоны, как и мы, имеют превосходную память, а их разветвленные сети троп похожи на нашу дорожную сеть. Следует ли из этого, что они способны воспринимать тропу примерно так же, как это делаем мы, то есть представлять ее в уме? Понимают ли они, что такое тропа? Другими словами, могут ли слоны видеть в тропе не просто удобную дорожку под ногами, а символ, указывающий на то, что в конце их ждет нечто важное, ради чего стоит пройти весь путь?