Я понял, это намек, я же все на лету ловлю. А намек то жирный. Продолжил ровно с того места, где я закончил ублюдку читать, в облике сестры. А там ока не было, и еще артефакт стоял защитный.
— Нет, Современник, на самом деле мой вопрос в другом. Скажи, какую ступень ты занимаешь в иерархии пилигримов?
— Вот так, просто, в лоб? Боря, надо быть тоньше.
— Извини, Современник, какой есть.
— Хорошо, обещал, значит отвечу честно. Да, я являюсь пилигримом, тут нет секрета, это как признаться, что у тебя есть умение очень высокого уровня. Но я не вхожу в часть, управляющую другими. Я стою в стороне, ближайшая аналогия — как независимый аудитор перед советом директоров. Конец связи, Боря, до встречи.
— Погоди, я уеду в столицу, от этого ателье далеко, как я смогу с тобой связаться?
— Не тупи, Боря. Это тебе домашнее задание. Если ты сам не найдешь способа — значит я в тебе ошибся.
Обиделся, как пить дать. Не понравился ему мой вопрос, потому что сформулирован он неправильно. Одной этой информации достаточно, чтобы сказать — не зря я сегодня сюда приехал. Есть о чем подумать, есть.
Расплатился за халат, хмурый и озадаченный вышел на улицу. Грабеж. Двадцать пять рублей за кусок цветной тряпки, который таки застегнулся, но трое натягивали, языки высунув. Сам точно повторить этот подвиг не смогу.
Посидел трошки на том же месте, где точил спицу. Я узнал много, и что-то очень важное. Сам до конца сейчас не понимаю — насколько. Надо курева достать и все обдумать. Еще, Остап покоя не дает. Первое впечатление о нем — «Глуп, труслив и паталогически жаден». Первое и третье без вопросов, но настоящий трус не напал бы в открытую. Травить да, подставить и кинуть — пожалуйста. Но не так, ночью с боевым артефактом. Опять что-то упускаю.
Вывески над мастерской Леонтия не было, хотя след свежий — вот он. Снял что ли? Махнул рукой Степану, обожди пару минут.
Внутри все переменилось, никого беспорядка, ни паутины, ни следов запустения. Ровные полки, инструменты, отрезы тканей. Просто образцовое ателье. Мастера не видно, посередине комнаты застыл полицейский чин с лихо закрученными усиками. Моложавый, лет тридцати, видно, что энергичный, но энергию такие фрукты не в то место направляют. Завис, изучая свои ладони.
Обернулся на каблуках, — Обер-старшина Холодцов, Василь Сергеевич. Веду дознание по факту кончины мастера Леонтия. С кем имею честь?
Я ответил осторожно, — Это, Боря я. Имею у Леонтия интерес, — мир поплыл перед глазами, — Кончины? Мастер Леонтий умер?
Брови обер-старшины столкнулись, — Что за интерес такой?
Перед дознавателями юлить нельзя, работа у них такая — быстро на чистую воду выводить, — Собирался заказывать костюм в качестве платы за вывеску. Я делал тут вывеску. А как умер? Случилось что?
Обер-старшина нахмурился, — Как умер — это тайна следствия. Не положено. И не было тут никакой вывески. Когда последний раз Леонтия видел?
— Два дня назад приезжал костюмы забирать, у другого портного, наверху. Тогда же и с Леонтием говорил, и вывеску мы делали.