А позже стала приходить в кафе разная шваль. Понятия не имею, как это они узнали, что мы справляем здесь поминки. Один прозектор, хотя бы, чего стоит? Или этот бандит? Я просто очумел, когда увидел бандита этого.
Переполненный водкой и горем, я не выдержал. Подошел к пятачку, взял в оркестре микрофон и остановился напротив портрета.
— Шурик! — произнес я, глотая комок в горле. — Однажды я предал тебя, оставив на верную смерть в руках бандита. Вот он сидит сейчас вместе с нами, сидит рядом с тобой и тоже по тебе плачет. Он давно уже не бандит, давно отсидел свое и раскаялся. Он плачет, и я плачу. Плачу, потому что ни разу перед тобой не покаялся, и хочу, чтобы ты меня простил. Помнишь, мы пришли однажды на танцы в парк Горького и стали приставать к двум девкам? А девки эти были с Первушки, а мы не знали этого. И этот бывший бандит вывел нас с танцплощадки и хотел тут же обоих резать. Я вырвался и убежал. Я мог побежать за милицией, но я никого не позвал на помощь с перепугу….Исчез, как последнее ничтожество… Шурик, прости меня за это!! Прости так же великодушно, как простил Рабби Ханина своего палача!
Когда услышали в микрофон про рабби Ханину, то тут же перестали скулить, подняв на меня свои мокрые, дремучие лица. Они страшно любили, когда я начинал им тискать чего-нибудь из Агады. Ну просто от восторга визжали. Проходу мне с Агадой не давали. Дышать не давали, до того им все нравилось оттуда. Даже этот тип из морга перестал свои ладони друг к другу прикладывать. Очень уж мне не терпелось приоткрыть им хоть самую малость про зэка. Показать им Бога вокруг нас.
— Его вывели на казнь, привязали высоко к столбу, и развели огонь под ногами, — начал я, — а чтобы продлить его страдания, палачу велели время от времени прикладывать ему на голую грудь мокрый войлок. И смерть все никак не наступала. Тогда палач вдруг обратился к своей жертве: «Послушай, Рабби Ханина, знаю, что прямо из моих рук ты отправишься в вечную жизнь, ибо всем известно, какой ты великий праведник, как желанна душа твоя Господу Богу. Так дай же мне слово, старик, что ты и за меня там попросишь, если я хотя бы сейчас совершу в жизни один-единственный добрый поступок?!» И Рабби Ханина остался таким же великим и милосердным и воскликнул: «Обещаю тебе это, палач мой!»
Услышав это, палач быстро развел большой огонь, какой только мог, перестал прикладывать ему на грудь мокрый войлок и сам в костер бросился. И в тот же час вострубили на небе: «Рабби Ханина со своим палачом идут сюда, пропустите обоих в вечную жизнь!»
Ранним утром на Боксерской поляне было пустынно и тихо.
Перешел я мост, разделся возле трамплина, осторожно погрузился в воду. И поплыл, шаря вокруг себя руками и ногами, но ничего под собой не обнаружил. Потом стал подныривать глубже — тоже ничего!.. Вылез на берег, разбежался, взлетел на трамплин, ушел совсем глубоко. Но дна так и не достал. Снова выскочил на берег, снова нырнул, но немного в сторону. Нырял и нырял, так и не чокнулся.
Вода в Анхоре была ледяная, как кипяток. Вода, как вода, такой и положено ей быть. Она ведь с гор течет, сверху.
Лев Меламид
Типы сюжетов
«Записывайтесь! Тридцатиминутная прогулка по Старой Москве! Прошу всех желающих! Очаровательные уголки нашей столицы! Записывайтесь!»
«Начинаем! Мы с вами находимся на центральной улице Москвы — Волхонке! Это одна из самых старых улиц города. Раньше она называлась Чертольской — по оврагу и ручью Чертольный, который проходил по этим местам. Только в XVII в. Малую Чертольскую переименовали. Волхонкой она стала называться с середины XIX в. — по кабаку с таким же названием в доме князя Волконского.
Справа от вас находится ГМИИ им. Пушкина. На этом месте в XVII в. было одно из старейших учреждений — Колымажный двор. Позже, до 1880-х годов, в конюшнях Колымажного двора располагалась пересыльная тюрьма. Сейчас здесь хранится второе по значению в СССР после Эрмитажа собрание произведений Западноевропейского искусства.
Мы пересекли улицу Маркса и Энгельса. В глубине вы видите красивые дома! Ранее здесь были обширные владения князей Голицыных и позже Долгоруковых.
Справа остался бывший Большой Знаменский переулок, ныне улица Грицевец, названная так в честь дважды Героя Советского Союза летчика С. И. Грицевец, павшего смертью храбрых в годы Великой Отечественной войны.
А сейчас мы подходим к Кропоткинским воротам, справа Гоголевский бульвар — один из самых красивых в Москве. Раньше, в XII–XIV в.в., здесь проходила Киево-Смоленская дорога и стояли Чертольские ворота, позднее, при Алексее Михайловиче, они были переименованы в Пречистенские (по указу 1658 года) и с 1924 года носят свое нынешнее имя.
Вы видите тут, на бульваре, вход в вестибюль станции метро „Кропоткинская“ — бывшее название „Дворец Советов“. Эта первая очередь линий метро была пущена в эксплуатацию в 1935 году.
Теперь мы с вами пересекаем площадь, оставляя справа Кропоткинскую улицу и Метростроевскую (к которой вернемся позднее, на обратном пути). Мы находимся на Самойловском проезде, который спускается до Кропоткинской набережной, бывшей Пречистенской. Вообще, в старой Москве в XVII–XIX в. в. в юго-западной части города селилась в основном богатая знать — дворяне-домовладельцы, — по имени одного из них и назван этот проезд.
Справа от вас 3-й Обыденский переулок. В глубине видна церковь Ильи Пророка Обыденная, по преданию, построенная на месте деревянной церкви, сооруженной в один день. Раньше можно было на рынке купить сруб церкви, служащей богатым людям Москвы для ежедневного моленья, такие церкви назывались „обыденки“. В память об этом и назван переулок Обыденским.