Глаза Джага сверкают. По пути назад к трону он подходит ко мне, наклоняется и шепчет так, что слышу только я:

– Ты умрешь последней, а перед этим увидишь, как погибают твой отец и все твои дружки.

На долю секунды у меня едва не останавливается сердце, когда я вспоминаю зашифрованное сообщение, которое Эш поначалу отказывался мне передавать: «Гарри мертв; грядет расплата». Джаг поймал нас в ловушку в темнице, издевался над моими друзьями, а теперь еще и это. Насладившись выражением ужаса на моем лице, Джаг спокойно садится на трон. К нему снова вернулось самообладание.

В отчаянии я еще сильнее борюсь с охранниками.

– Папа! – кричу я, когда палач встает возле него.

Резко отвожу плечи и взбрыкиваю ногами, как будто делаю сальто назад. Охранникам удается выдержать мой вес, но я наклоняюсь так далеко назад, что частично переворачиваюсь, а это дает мне достаточно сил, чтобы ударить охранника справа ногой в лицо. Слышится хруст, из носа у него хлещет кровь. Он отпускает меня, из-за чего второй теряет равновесие, и я жестко падаю на бок. Но прежде чем я успеваю выпрямиться, пошатнувшийся охранник снова хватает меня и, вцепившись мне в волосы, принуждает встать на колени.

– Поднять топор! – велит Джаг палачу; в голосе его звенят триумфальные нотки.

Палач обеими руками поднимает топор, заносит его высоко над головой, и весь зал как будто замирает вместе с ним. Затем резко опускает руки, и лезвие с такой силой и скоростью рассекает воздух, что никто даже не успевает заметить, когда оно меняет направление – и сносит с плеч голову вышибалы.

От крика, застрявшего у меня в горле, я едва не давлюсь. Кровь брызжет во все стороны, толпа отшатывается. В зале стоит такая тишина, что когда голова и тело вышибалы падают на пол, раздается гул, как будто звук транслируется через динамик.

Я не мигая смотрю на папу.

Затем все происходит одновременно. Охранники распахивают дверь и зовут подмогу, а половина зала смотрит в сторону выхода – не столько потому, что им страшно, сколько потому, что они не хотят принимать участие в этой схватке. Палач, не теряя времени, вновь замахивается топором и убивает одного из охранников, которые держат папу.

На смену всегдашнему спокойствию Джага приходит ярость.

– Убить их! – приказывает он у меня за спиной.

Я могу думать лишь о том, что он наконец осознал свою ошибку: он пригласил на показательную казнь членов других Семей – людей, которым он, возможно, нужен с политической точки зрения, но которые вовсе не желают рисковать жизнью, спасая его.

Охранник, которому я разбила нос, вынимает нож, другой откидывает мою голову назад, обнажая горло.

– Нова! – кричит папа, но они с палачом в меньшинстве и сражаются против четырех охранников.

Эш тоже выкрикивает мое имя, но у него все еще связаны руки. Он резко поворачивает голову и бьет ею охранника справа от себя в лицо.

Мой охранник делает шаг ко мне, сжимая в руке нож. Пытаюсь отодвинуться, но второй держит меня за волосы, я не могу пошевелиться. Я не закрываю глаза и смотрю прямо на приближающегося убийцу.

– Думаешь, тебе приятно будет вспоминать этот день? – спрашиваю я. – День, когда ты убил ни в чем не повинного подростка? Или это обычное дело, если работаешь на Джага?

Мгновение он колеблется, однако вместо того, чтобы смягчиться, еще более свирепеет и быстро подходит ко мне. Лезвие приближается к моему горлу… Но тут раздается свистящий звук – охранник издает стон, как будто его ударили под дых, глаза его округляются, и, качнувшись в сторону, он роняет нож. Из спины у него торчит деревянное древко. Стрела?