— Да славится фея Фата-Моргана! — рявкнул Рэндери и сплеча ударил другого. — Свети! — снова гаркнул он слуге, отшвырнул в сторону обломки копий, упиравшиеся ему в грудь, и наконец-то прорвался в ближний бой.
Визг шапарцев, заменявший им имена дам сердца, сменился воплями ярости, когда они тщетно пытались дотянуться ножами до врага, и стонами раненых и умирающих, которых топтали ногами товарищи, избавляя трубадура от необходимости их добивать. Не сумев прикончить противника на расстоянии, шапарцы попытались навалиться на него всей сворой, но меч Рэндери поспевал всюду, и его нельзя было обойти в коридоре, где едва могли разминуться два человека.
Визжащая волна нахлынула было — и откатила, оставив под ногами странствующего рыцаря четыре трупа и целую груду обрубленных изломанных копий. Рэндери остался невредим, хотя стоял в луже крови, опустив меч и тяжело дыша.
Шапарцы, которых осталось человек пять, сгрудились вне пределов досягаемости его меча, дрожа от ярости и сжигая трубадура злобными взглядами.
— Что, устали, ребята? — обратился к язычникам Рэндери, испугавшись их взглядов не больше, чем раньше испугался истошного визга. — Э-гей!
Его голос странно прозвучал в тишине коридора и словно встряхнул растерявшегося на миг врага.
Один из шапарцев, который до сих пор прятался за спинами остальных, вдруг буквально взлетел на плечи товарищей и — всё это заняло едва ли пару секунд — вскинул маленький лук, прицелился и пустил стрелу.
Стрела коротко свистнула, шут увидел, как ее наконечник на три пальца вышел из спины слуги. Слуга без единого звука рухнул к ногам шута, факел выпал из его руки и зашипел в кровавой луже.
Визг, которым шапарцы встретили темноту, был похож на их прежний визг, как вой гиены на нежное щебетанье ласточки, и с этим торжествующим кличем язычники навалились на Рэндери.
— Свети, шут! — успел прокричать рыцарь, но крик его оборвался, перейдя в задушенный хрип.
Шут уже наполовину был на том свете.
Он вжался в крохотную нишу в стене, а над ним словно бесновался табун грызущихся лошадей, только чудом не задевая его копытами. Шут не сомневался, что вот-вот из черного комка визга, топанья и ударов вынырнет нож и для него…
Крик Рэндери вырвал его из предсмертного оцепенения.
Факел с последними еле шевелящимися язычками пламени валялся рядом с нишей, и шут понял: если эти язычки погаснут, он никогда больше не увидит света. Протянув руку в сторону, он подхватил факел, отстранил его как можно дальше — и пламя снова весело затрещало и осветило коридор.
Кристиан Рэндери яростно метался, вырываясь из рук повисших на нем шапарцев. Вот рыцарь ударил наугад мечом, кулаком в железной перчатке, встряхнулся, как собака, выходящая из воды, — и освободился.
— Свети!!! — проревел он и бросился за отступающим врагом, даже не оглянувшись на шута.
Шут перепрыгнул через корчащегося умирающего язычника, который попытался укусить его за ногу, и побежал за трубадуром.
Оставшиеся в живых шапарцы бесследно канули в лабиринт переходов.
Со всех сторон доносился приглушенный шум далеких схваток, словно за обладание развалинами сражались полчища призраков; иногда в боковых коридорах мелькали чьи-то быстрые тени, и острие меча Кристиана Рэндери тотчас нацеливалось туда, готовое в любой момент отразить внезапный удар.
Шут прятался за широкой спиной рыцаря, перекладывая факел из руки в руку и подскакивая при каждом неожиданном звуке. Он с тоской думал о свежем воздухе, дневном свете и просторе полей, где не надо на каждом шагу ждать, что в тебя воткнется стрела или нож…