— Может, его убьют? — с отчаянной надеждой спросила Кристина.
— Черта с два! — мрачно откликнулся шут.
Рэндери несколько раз саданул сапогом в дверь, с трудом удержался на ногах — и пошел обратно, то и дело натыкаясь плечом на стену.
— Да, она и вправду заколочена будь здоров, — пробормотал трубадур, остановившись рядом с Кристиной и шутом. — А шапарцы, должно быть, нескоро отсюда уберутся. Я знаю этих тварей, они…
— Я никуда отсюда не пойду! — взвизгнула Кристина, вцепившись в локоть брата.
Рэндери, похоже, ее не расслышал — его опять шатнуло, он прислонился к стене и закрыл глаза.
— Боюсь, нам придется подождать, пока всех язычников перебьют, — виновато сказал он. — Я могу не уберечь вас, если мы попытаемся пробиться сквозь этот сброд… Простите, госпожа.
Он побрел обратно к двери, за которой квакающими голосами перекликались шапарцы, опустился на пол возле порога и с коротким рычанием сломал наконец стрелу, торчащую из руки.
— Юджин, куда ты?!.
Но шут решительно сунул факел сестре, подошел к Рэндери, встал на колени и принялся помогать ему расстегивать застежки исковерканных доспехов.
— Вы бы лучше отошли, госпожа, — сквозь зубы проговорил трубадур. — Сейчас будет много крови!
Шут оглянулся и увидел, что Кристина внимательно смотрит на рыцаря; в слабом свете факела он заметил промелькнувшее на ее лице выражение злорадного удовлетворения.
Отвернувшись, шут снова принялся сражаться со скользкими застежками доспехов, а когда наконец расстегнул их и Рэндери распахнул набухшую от крови стеганую куртку, Юджин понял, что было бы с ним, если бы рыцарь не заслонял его от всех стрел, копий и ножей.
Крови, как и предупреждал Рэндери, было много. У шута во рту стало сухо и горько при виде сложного узора ран и кровоподтеков, покрывающего грудь, руки и плечи трубадура, и даже Кристина тихонько ойкнула.
— Не бойтесь, госпожа! — сказал Рэндери, потому что в этот миг опять раздались безнадежные удары в дверь, сопровождаемые яростным визгом. — Им сюда не войти!
— Я не боюсь! — резко отозвалась Кристина.
Рэндери ободряюще улыбнулся, нащупывая на поясе кожаный мешочек, в котором была склянка с резко пахнущей мазью. Мазь останавливала кровотечение и успокаивала боль; рыцарь размазывал ее по груди и по плечам, больше, чем от боли, страдая от пристального взгляда госпожи.
— Надо поберечь факел, — сказал он шуту. — Попробуй-ка запалить ту трухлявую палку!
Шут послушно выдернул из гнезда древний факел, проторчавший тут бог знает сколько лет, и после нескольких безуспешных попыток сумел зажечь на его конце крохотный огонек.
— Отлично, теперь затуши второй, — прохрипел Рэндери. — И нащепли из стрелы лучину, может, пригодится!