Глава девятая. Отпусти пояс

Я люблю холод, признаюсь сразу. А ещё мне безумно нравится зима, но не вся, не когда январские холода, а когда только-только начинается снегопад. Он скрывает грязь человечества, делает всё чистым и хрустальным, необыкновенно воздушным и хрупким. Хоть и понимаю, что машины проедутся вновь по дороге, впитаются песок и соль в белоснежное покрывало, обгадят бензином и газом воздух и снег, люди накидают окурки на газоны, под ноги, счастливыми и нервными пойдут дальше по делам, а животные без разбора начнут облагораживать белое, обращая всё в чёрное, жёлтое, ржавое, воняющее и неприятное – всё это будто бы орало для меня, показывало истинную сущность человека, насколько он любит и природу, и чужой труд и понимает, насколько он отвратителен в своей сущности разрушать место, в котором проживает каких-то нуль-сто двадцать лет, совсем ничтожно по сравнению с горами, реками, древами, но так значительно как для червей и тараканов, тли. Именно в первые часы падения снега, когда человек не способен ему сопротивляться, лишь на злость и любование, ведь эти ни в чём неповинные снежинки – происки всего лишь на всего природы, пришедшие с зимой, – до уничтожения ощущения чистоты и хрупкости – вот это время мне любо. В сердце всё легчает и успокаивается. Хруст снега, морозный воздух, красный нос и множество мечтаний под снегопад. С особым восторгом наблюдаю из окна за падением замёрзшей воды, наполняюсь энергией и начинаю работать как проклятая, потому что именно в прохладу наивысшая работоспособность, а под снег ко всему приставляется приставка «сверх».

Когда пошёл снег, сначала обрадовалась. Залюбовалась внезапно упавшим на меня спокойствием, но реальность снова решила меня избить, отправив за воздушными снежинками град, за ним – метель. Теперь не было над нами яркого солнца – пылала белоснежная луна, сверкающая серебром, освещающая путь под тёмным ночным небом. И всё было бы хорошо, можно было и привыкнуть к изменившимся условиям, но стояло одно небольшое «но»: я была ещё жива. Я чувствовала холод.

Заорала как резанная, проснувшись, ведь ощущала, будто бы меня облили кипятком и выставили на мороз. Всё жгло, покрывалось красными волдырями. Долгое время пробыла в пустыни, песок, солнце, тепло и резкое похолодание до минус пятнадцати. А если температура понизится ещё?

Мои стопы… Мои ноги и руки…. Мои волосы… Всё леденело. И в таком виде не могла продолжить путь. Да и куда, если никого поблизости вновь не оказалось, если вновь меня встретило глухое одиночество? Если не было ангела поблизости.

До последнего грело обещание, данное ему. Ухватилась за него как последний смысл жизни. Я была готова снова встать и сделать последние двести шагов до полного замерзания. И встала, обдуваемая ветрами, придавливаемая холодным воздухом и снежинками, прижимаясь к земле, обхватив тело, почти у земли, чтобы немного сохранить тепла в груди. Шла, глотая слёзы и истерики отчаяния. Может быть, и маму позвала, и отца, кого-нибудь, но никого не было рядом. Я шла в полном одиночестве под завывание ветров, предчувствуя скорый конец. Даже кровь венах бунтовалась, сужалась донельзя, причиняя настолько резкую боль, что и орать было невмоготу. Царапающие застывающую кожу ногти нарывались вырвать болящие вены. От этого сжимающего внутренности чувства подыхала как собака под ногами живодёра. Пинали, избивали, оскорбляли, всё это под чистый и невинный снег, что вскоре скроет тело, убьёт все запахи, напитается краснейшей крови, обелит до весны, а так останется лишь сгнить всем на радость.

Поднялась на образовавшийся холм, откуда стекали ветры, синей, холодной, по колено в снегу. Смертельно хотелось спать, а как же хотелось жить! Во всю мочь закричала, как только могла. Звала и звала без конца призраков и спасателей до хрипоты. Молила. Однако в словах ни одного упоминания о Боге, призыв к которому для меня являлся предательством себя. Кричала, тряслась под новыми хлёсткими ударами ветра, звала и принимала на себя набросившуюся с особым остервенением метель. Она повалила меня, принялась зарывать, душить холодом. Отбивайся или нет – бесполезно. С метелью стало ещё холодней.

Свернулась от бессилия калачиком и принялась дожидаться смерти. Всё, что меня окружало, являлось проклятым белым снегом, контрастно смотрящийся с чёрно-синим небом и серебряной луной! Надо мной потешались боги, а как иначе, если после жаркой пустыни в испытании послали холод? Отличное чувство юмора. Великолепное.

Остывала. С ужасом закрывала глаза. Слезинки превращались в лёд и резали веки. Под одежду, на одежде – всюду снег, через также спокойно дышится, только воздух морозный, но ничего, дышится ведь! Смеялась над собой. Прощалась с сознанием. И тянула руки к небу.

Обжигающе тёплые ладони, приятное большое тело, щекочущие нос падающие волосы, такие же как небо, но немного темней. Я вспомнила себя ребёнком, как меня носили на ручках, скручивали в пелёнках, прижимали к себе. И это чувство необыкновенное теплоты и уюта. Поразительное. Невиданное негде. Я ощутила его. Оно пробудило меня из глубины и призвало явиться на свет; вновь открылись веки.