Им даже не надо крестов на могилы,

Сойдут и на крыльях кресты-ы.

Я первый! Я первый! Они под тобою!

Я вышел им наперерез

Сбей пламя, уйди в облака,

Я прикрою — в бою не бывает чудес!»

С горящими глазами сидели вокруг неё молодые, крепкие мужики, не раз смотревшие в лицо смерти. Кто-то внимал с приоткрытым ртом, кто-то наоборот, плотно стиснул зубы, играя желваками. Сжимались и разжимались кулаки, гуляли кадыки по шеям, когда кто-то, сопереживая, судорожно сглатывал. Было видно — зацепило всех, по серьёзному. До упора, «до кости». Это была пронзительная правда про них, про то, как они живут и умирают. Там, в небесах.

— «Сергей, ты горишь!

Уповай, человече, теперь на надёжность строп!

Нет поздно! И мне вышел мессер навстречу.

Прощай — я приму его в лоб!

Я знаю! Другие сведут с ними счёты,

Но по облакам скользя,

Взлетят наши души, как два самолёта,

Ведь им друг без друга нельзя.»

Её ладонь резко прижала струны. Пару секунд она сидела молча, грудь её часто вздымалась, со лба капнула капелька пота. Она как будто на мгновение задумалась: замолчать на этом месте, или же всё-таки допеть песню до конца?

Никто не издавал ни звука — все, затаив дыхание, буквально пожирали её глазами, ожидая продолжения. Она стрельнула глазами на Андрея, коротко вздохнула, пальцы её снова ударили по струнам, и продолжила:

— «Архангел нам скажет — в раю будет туго,

Но только ворота — щёлк!

Мы Бога попросим: впишите нас с другом