Оставив все еще слегка протестующего Петтифера, мы поднялись наверх – я вслед за Джоссом – на два пролета лестницы, по которой я уже карабкалась в то утро; шум пылесоса смолк, зато в воздухе пахло жареной бараниной. Я поняла, что очень голодна, и рот мой наполнился слюной. Длинные ноги Джосса так и мелькали передо мной, и когда я наконец добралась до предназначенной мне комнаты со скошенным потолком, Джосс успел уже поставить рюкзак и широко распахнуть окно, так что встречена я была порывом холодного и соленого морского ветра.

– Подойдите и взгляните в окно.

Я встала рядом с ним. Я увидела море, скалы, золотистый папоротник и первые желтые свечки утесника. А внизу раскинулся сад Боскарвы, который я не могла разглядеть из гостиной за террасой с ее каменной балюстрадой. Сад был разбит террасами по склону холма, а внизу в углу каменной ограды примостился каменный флигель под шиферной крышей, даже не флигель, а подобие сарая с вместительным сеновалом.

– А что это за здание? – спросила я.

– Это мастерская, – объяснил мне Джосс. – Здесь ваш дед обычно писал.

– На мастерскую не похоже.

– С той стороны похоже. Северная стена вся стеклянная. Он сам спроектировал мастерскую, а местный каменщик ее выстроил.

– Кажется, она заперта.

– Так и есть. Заперта и заколочена. Ее не открывали с тех пор, как ему стало плохо с сердцем и он бросил писать.

Меня вдруг пробрала дрожь.

– Холодно? – спросил Джосс.

– Не знаю.

Я отошла от окна, расстегнула куртку и кинула ее на спинку кровати. Комната была белой с темно-красным ковром. Встроенный шкаф, книжные полки, заставленные книгами, умывальник. Я подошла к умывальнику и, прежде чем помыть руки, подержала мыло под теплой струей, поворачивая его разными сторонами. В зеркале над умывальником отразилась я – растрепанная и нервная. Впервые я поняла, как беспокоюсь перед встречей с Гренвилом и как важно мне произвести на него хорошее впечатление.

Я вытерла руки и, раскрыв пряжку рюкзака, извлекла оттуда гребень и щетку.

– Он был хорошим художником, а, Джосс? Как вы считаете?

– Да. Старой школы, конечно, но художник прекрасный. И чудесный колорист.

Сняв с кончика косы резинку, я распустила волосы и, опять встав перед зеркалом, стала расчесывать их щеткой. В зеркале я видела Джосса у себя за плечом – он наблюдал за мной. Пока я орудовала щеткой и расческой, а потом переплетала косу, он не произнес ни слова. Лишь когда я закрепила кончик, он сказал:

– Чудный цвет волос. Как спелая пшеница.

Я опустила щетку и расческу.

– Джосс, нехорошо заставлять его ждать.