В один из выходных во время съёмок «Чужестранки» в 2018 г. я согласился поучаствовать в выпуске Adventure Show – шотландского шоу, которое ведёт Кэмерон, и оно посвящено разным видам спорта и прочей деятельности на свежем воздухе, что было как раз по моей части! После посиделок допоздна у огня и употребления щедрого количества виски на следующее утро мы подготовились к выходу в путь. Его милая супруга Джина приготовила сытный завтрак и удостоверилась, что у нас с собой достаточно провизии для предстоящего приключения. Мы совершали восхождение на горы Моунэлиэ, «серый горный хребет», которые не слишком широко известны, а расположены они к западу от Стратспея и Кернгормса. Дело было зимой, и поездка сквозь метель днём накануне оказалась по меньшей мере страшноватой, и это ещё мягко сказано. Я не был уверен, сможем ли мы вернуться на следующий день в Глазго, чтобы завершить работу над «Чужестранкой».
«После вчерашнего снегопада тут всё покрыто толстым слоем снега, но не думаю, что нам понадобятся снегоступы», – задумчиво сказал Кэмерон, прихлёбывая горячий чай из кружки. Мы взвалили на плечи свои рюкзаки и выступили вниз по улице, где дома и машины были засыпаны несколькими футами девственно-белого снега. Я уже недавно попробовал полазить по горам и взобрался на некоторые из них, но никогда успешно не достигал вершины в таких условиях. Моим слабым местом была нехватка опыта и зимнего снаряжения. На этот раз я подготовился: зимние ботинки, лыжные носки, термобельё, гетры, непромокаемая куртка, флиска, шарф-снуд, толстые перчатки и шапка, и вдобавок припрятанная в кармане фляжка! Я чувствовал, что готов покорить мёрзлую древнюю гору. «Сомневаюсь, что нам это понадобится, – сказал Кэмерон, указывая на ледоруб, торчащий из моего рюкзака. – Пока и льда-то, наверное, никакого нет». Лишь только последнее слово слетело с его застывающих на холодном ветру губ, он перевернулся и внезапно полетел с ног, приземлившись на спину, хотя его рюкзак и толстый слой снега смягчили падение. «Скользко ужасно, так что гляди в оба!» – сказал он лёжа. Он поднялся на ноги, и мы вышли во второй раз, а утреннее небо тем временем посерело и угрожало ещё подзасыпать нас снежком, но мы справились и дошли до вершины, и я только однажды провалился в снег по пояс.
Сегодня погода приятнее: хотя и холодновато, но мне тепло в твидовом костюме и кепке. И нигде не видно мощных снежных наносов, в которые я падал, когда мы шли на гору с Кэмероном. Время от времени на том подъёме я оказывался почти по пояс в свежевыпавшем снегу. Больше было похоже на Арктику, чем на Шотландское нагорье.
Кэмерон говорит, чтобы мы сняли велосипеды, привязанные сзади к фургончику. Грэм смотрит на меня.
О боже, да это словно работать с Леди Гагой. Он царственно обозревает горизонт, пока я бьюсь с велосипедами. Ему видно, что снять их я не могу. Он одаривает меня взглядом, способным проколоть велосипедную шину. Я организовал всю поездку, мне приходится всё время вести автомобиль, отвязывать велосипеды, нести багаж в комнату Её Светлости…
«А вы, как я погляжу, опытные велосипедисты!» Теперь Кэмерон дразнит меня. Седой засранец заставляет меня выглядеть лопух лопухом на фоне шотландской легенды. Пока я волоку наши древние велосипеды, Кэмерон восхищается седлом на рессорах, готовым принять королевскую задницу Грэма. Ему нужны все мягкие удобства, которые он может получить в своём возрасте. Так недалеко и до того, чтобы брать с собой собственный надувной спасательный круг.
Определённо, Грэм не забыл нехилую трёпку, которую я задал ему во время гонок вверх по холму у замка Кавдор, так что он умчался вдаль как вспышка серой молнии, крутя педали во всю свою мощь. Кэмерон едет за Грэмом, а я пытаюсь угнаться за ними, потому что, перекидывая впопыхах ногу, я зацепился за своё седло без рессор, жёсткое, словно из бетона.
Аааа, мои яйца!
Нас снимают на протяжении 50 ярдов, как мы подъезжаем к воротам Клава-Кернс. Когда кадры будут смонтированы, мы можем притвориться (с натяжкой), что только-только отмахали тридцать миль. По-прежнему с ног до головы в твиде, мы выглядим как потерявшиеся персонажи из «Войны Фойла»[85], и, учитывая что действие в «Чужестранке» начинается в 1942 г., это не такое уж и отклонение. Сюжет «Чужестранки» начинается с медового месяца Клэр Рэндалл, медсестры Второй мировой, которая проводит его в Инвернессе со своим мужем Фрэнком (его сыграл Тобайяс Мензис). Они посещают вымышленный круг камней Крейг-на-Дун (который мы построили в Кинлох-Раннохе). Пенопластовые камни были изготовлены по образу круга камней (Калланиша) на острове Льюис и похожи на те, что находятся здесь в Клава-Кернсе. Отправившись на поиски дикорастущих цветов, Клэр случайно перемещается через эти мегалиты в прошлое, в 1743 г., где сталкивается лицом к лицу со злодеем – предком Фрэнка капитаном Блэк Джеком Рэндаллом (его также сыграл Тобайяс). Он грубо обращается с Клэр, и вот тут-то и вступаем мы с Грэмом, спасая даму-в-разорванном-платье и возвращая её в замок Леох, родовое поместье клана МакКензи и подозрительных братьев МакКензи, одного из которых сыграл мой компаньон, которому натирает седло.
Грэм
Для многих знакомство с кругами стоячих камней началось только с «Чужестранки». В том и состоит часть Дианиного великолепия, что она знает могущество подобных мест в хитросплетениях своих сюжетов. Когда я стою среди этих камней, то вспоминаю об историях, что затерялись в тысячелетиях, и о ещё большей значимости новых историй, звучащих сейчас. Эти люди осознали, что жизнь как таковая – самая главная и значительная история, где завершающая глава – это смерть, и это дань уважения той истории, что едина для всех.
С этой жизнерадостной мыслью в голове мы с Сэмом входим на кладбище, построенное более 4000 лет тому назад. Ввиду связи с «Чужестранкой» Клава-Кернс стал в некотором виде популярной точкой туристического маршрута – особенно среди фанатов сериала, – так что образуется изрядный переполох, когда Дугал МакКензи и Джейми Фрейзер проезжают мимо, одетые в твидовые костюмы (серьёзно! опять!) на каких-то раздолбанных кучах металлолома. Я с завистью смотрю на первоклассные фургончики и трейлеры, в то время как наш «Фиат»-фарс лежит поскуливая в дальнем углу парковки, как слишком страдающий газами дядюшка на свадебном торжестве. Мы останавливаемся ради нескольких кадров.
Я всегда каким-то образом восхищался кладбищами, эту черту я унаследовал от отца. Я не считаю их мрачными, они просто масштабные memento mori[86] – напоминания о нашем мимолётном времени на земле – и это пункт назначения, который в один день станет общим для всех нас. Единый для всех заключительный опыт, который не различается в зависимости от уровня достатка, места рождения, расы или религии. Смерть в конечном счёте – это смерть для всех нас.
Люди бронзового века, построившие Клава-Кернс, в этом отношении не отличались от нас. Сегодня мы пытаемся придать смерти смысл во многом так же, как и они делали тысячи лет назад. Это вызов, который преследует наш вид всё время нашего существования. У нас есть уникальная способность рассуждать о собственной смертности. В то время как другие виды могут ощущать страх и боль, мы единственны и уникальны, наша рефлексия позволяет нам позволяет нам заглядывать в будущее, как выразился Шекспир, в «безвестный край»[87].
Философ Людвиг Витгенштейн сказал: «Пока есть жизнь, нет смерти. Смерть – это не событие жизни. Это не факт из этого мира». Мы всегда это знали, и в результате нам всегда требовалось как-то это отметить, чтобы у нас были специальные места, священные места, для последнего упокоения тех, кто ушёл до нас. И по-прежнему потревожить умершего считается гнусным и непочтительным, религиозны вы или нет.
Всякий раз, когда я оказываюсь в исторически значимом месте, будь то Клава-Кернс, долина Гленко или замок, то пытаюсь поставить себя на место в той истории, вообразить в этой части Шотландии 4000 лет назад. Эти гробницы могли вместить не более двух человек, так что, учитывая трудоёмкость их сооружения, они должны были принадлежать людям важным и с высоким положением в обществе. (Уж точно не актёрам. Вплоть до недавнего времени их вообще хоронили на перекрёстках, протыкая тела колом, потому что их считали опасными пройдохами, а мне определённо пришлось поработать с парой таких, кто заслуживает хорошего кола.)
Что же до изящной работы по укладке камней и строительству гробниц – только представьте себе, сколько труда ушло на то, чтобы переместить все камни и точнейшим образом совместить их так, чтобы они лучше всего работали в день зимнего солнцестояния, когда Клава-Кернс купается в неземном золотистом свете. Это преданность и почтение. И потому, когда бы вы ни посетили это место, это будет очень глубоким опытом. Для меня это словно создаёт гигантский образец живого искусства: 4000 лет они стоят тут безмолвными стражами, свидетелями того, как мир меняется вокруг них, недвижимые, как сама смерть, которую они знаменуют.
Римский император Юлий Цезарь так написал о кельтских друидах Галлии (современная Франция):