Ткани и мяса…

— Никто не смеет касаться меня без разрешения. Ни один из вас, — отчеканила я и стиснула челюсти.

Чувство, что наполняло мою душу, было триумфом возмездия. Чрезмерным для ситуации, чрезмерным даже для Айрис, как будто вся моя жизнь вела к этому моменту — и здесь разворачивалась. Я не знала, откуда оно взялось. Стало ужасно не по себе.

Из-под закрытой двери в прошлое просачивалась тьма.

Гвардеец корчился на полу, баюкая обожжённую руку. Его тихие причитания были единственным звуком, что разбавлял повиснувшее молчание, от боли он забыл про всё, кроме покалеченной кисти.

Ноги отца торчали из-за перевёрнутого кресла. Немного погодя он с опаской высунулся — и уставился на поверженного гвардейца. Лицо, что ещё недавно искажал гнев, окаменело, теряя последние краски.

Я стряхнула оцепенение. Нужно закрепить результат, пока он не опомнился.

— Отныне я сама решаю, куда идти и где оставаться, папенька. Мессир Вальде займётся моим обучением и обо всём позаботится, не переживайте так. Полагаю, мы с вами друг друга поняли. — Я фамильярно потрепала его по щеке и развернулась. — Так, а вы… Боже. А вы поднимайтесь.

— З-з-зачем?.. — клацая зубами, несчастный гвардеец в ужасе пополз подальше от меня. Его напарник держал алебарду наперевес, в любой момент готовый отразить нападение.

Я устыдилась, видя искренний страх в их глазах.

— Куда-куда, к доктору, — пробормотала я, ковыряя ковёр носком туфли. — Или кто тут у вас… Вы же не собираетесь так ходить?

— Н-не пойду, — завыл тот и забился в угол.

Всё равно что упирающегося кота из переноски доставать…

Я прижала руки ко лбу и сделала глубокий вдох. А потом обратилась ко второму гвардейцу:

— Будьте любезны, помогите ему подняться. Вашему другу нужна срочная помощь, чем дольше он тянет, тем хуже могут быть последствия. Я пойду с вами и прослежу, чтобы его вылечили.

Стражник колебался. Все сомнения были написаны на его скуластом лице, но что ещё ему оставалось делать?

Втроём мы оставили распахнутые двери покоев Третьего советника позади. Надеюсь, что безмолвие, поразившее отца, не оставит его хотя бы ближайшие пару дней.

Вспышка магии не прошла бесследно — я еле волокла ставшие пудовыми ноги, руки меленько тряслись, стоило их напрячь и стремительно надвигалась головная боль. Лёгкая тошнота завершала картину.

Больше всего на свете я хотела прилечь и не шевелиться неделю, а не тащиться по невыносимо длинным залам и коридорам, но совесть не позволяла поддаться этому желанию. Осознание, что я только что натворила, докатывалось с опозданием, как приливные волны на берег.

Просто разозлившись, я едва не оставила человека без руки. Он даже не нападал, не тащил меня.