Что давило на Фенберга, так это то, что Беган хвастался не зря. Он мог выжить Фенберга. У него были деньги. Он мог позволить себе выпускать свою новую газету «Вестник Бэсин Вэли» еще тысячу лет. Но зачем? Вот в чем вопрос.

Фенберг мог найти себе другую работу, но не в Бэсин Вэли. Вокруг было много деревьев, но на них не висела работа, за которую платят по тридцать тысяч. Ему пришлось бы переехать вместе с мальчиками куда-нибудь, и еще Фенберга раздражало то, что кто-то мог приехать в город и запросто закрыть такое прекрасное 128-летнее издание, как «Багл».

Фенберг повернулся, чтобы опять зайти внутрь здания, и столкнулся с очень белой широкой майкой.

— Привет.

— Привет. Как ты там?

— Слушай, ты как будто расстроен? — сказал Туберский. Он стоял, беззаботно сунув руки в карманы. Изо рта торчала зубочистка.

— Кошмар.

— Я чувствую, — сказал Туберский. — Слушай, я понимаю, что у тебя не самое лучшее время. И все же, Майки, может быть, это не самое плохое. Мне опять хотелось бы поговорить с тобой об этом банковском маневре, который позволил бы тебе купить этих болванов баптистов и еще осталось бы, чтобы приобрести по крайне мере три из восьми континентов.

— Их всего семь, включая Америку.

— У нас еще останется, чтобы откопать Атлантиду.

Фенберг улыбнулся перспективе. Потом вздохнул:

— Приятно видеть, что кто-то еще может шутить в таком положении.

Туберский обнял брата за плечи:

— Ну же, все будет хорошо. Особенно когда ты узнаешь, что я сделал сегодня утром. Я запустил шарик, который обеспечит наше безопасное экономическое будущее. Я… — Туберский увидел что-то в толпе и широко улыбнулся. — Хей, хей, хей. Привет, Бетти. Кто эта крошка?

Понравившуюся ему женщину Туберский называл цыпленочком.

Крошкой он обычно назвал особенно привлекательную женщину, которой в данном случае являлась Дарла, дочь-подросток Мартина Джеймса Бегана. Она облокотилась на «роллс», выставив обтянутое джинсами бедро. На ней была короткая койотовая шубка, на которую падали рыжие волосы. Она смотрела на Туберского через солнцезащитные очки и, когда Джон улыбнулся и помахал ей, сдавленно захихикала и отвернулась.

— Скажи «о"кей», — попросил Туберский, широко улыбнувшись.

— О, пожалуйста, не надо, — попросил Фенберг.

— Я вижу ее обнаженной под всеми этими одеждами, — заявил Туберский, не отрывая глаз от Лолиты.

— Ну, пожалуйста, — умолял Фенберг. Если бы он мог заплакать, он сделал бы это. — Это дочь Бегана.