В селах и деревнях, расположенных вдоль дороги, сложилась своеобразная система обслуживания паломников, дававшая их жителям солидный дополнительный, а зачастую и основной доход. При этом цены были достаточно высокие. Судить об этом можно по хозяйственной документации XVII в. В 1659 г. по пути в Троицу в селе Рахманове проездом остановился патриарх Никон. В записи этого времени читаем: «…крестьяне подносили государю патриарху пироги, грузди и бруснику ягоду, и государь патриарх указал у них взять 10 пирогов, да на 3 блюдах бруснику, да блюдо груздей. А указал им пожаловать за пироги по 2 деньги за пирог, за бруснику по 4 деньги за блюдо, за грузди 6 денег; всего дано бабам за пироги, за бруснику и за грузди 6 алтын 2 деньги».

Если сравнить эти цены с показанием Адама Олеария, что в 1633 г. голштинские путешественники на пути из Ре-веля в Москву купили много малины на 1 копейку, видим, что цена брусники на Троицкой дороге (4 деньги = 2 копейки) была примерно в два раза выше, чем обычная.

Подобная ситуация сохранялась и в начале XIX в. «Троицкая дорога ни на какое время года не бывает пуста, и живущие на ней крестьяне всякий день угощают проезжих с большою для себя выгодою, – писал Н. М. Карамзин. – Они все могли бы разбогатеть, если бы гибельная страсть к вину не разоряла многих, страсть в России, особенно вокруг Москвы, делает, по крайней мере, столько же зла, как в Северной Америке между дикими народами».

У нас имеется возможность оценить величину этого нескончаемого людского потока в Лавру, двигавшегося из Москвы. Известный предприниматель Савва Мамонтов вспоминал, что в 1859 г. его отец Иван Федорович получил концессию на строительство железной дороги из Москвы в Сергиев Посад. Его дом стоял рядом с заставой вдоль дороги на Троицу, и старший Мамонтов посадил сыновей у окна и велел им в течение недели считать пеших паломников и седоков на возах. Оказалось, что за летние месяцы от Москвы до Лавры проходило до 300 тысяч человек.

Подсчеты Мамонтова полностью оправдались. После завершения строительства железной дороги до Сергиева Посада основной поток паломников ушел именно на нее. Тем не менее многие по-прежнему предпочитали совершать свой путь к Лавре из Москвы пешком, заходя по дороге в древний Радонеж и Хотьково, где были похоронены родители преподобного Сергия.

В отечественной литературе есть повесть «Богомолье», написанная в 1931 г. Иваном Шмелевым.^[1071] Сюжет ее незатейлив. Один из работников отца Вани Шмелева – плотник Горкин решает отправиться на богомолье из Москвы в Сергиев Посад, как он говорил – к Преподобному. После колебаний отец отпускает Горкина и сына Ваню с ним, а позже и сам отправляется туда на лошади.

Никто до Шмелева так широко не развернул картину народного паломничества к Троице, куда в компании взрослых в 80-е гг. XIX в. пошел пешком из Москвы семилетний мальчик Ванюша Шмелев. Повествование в «Богомолье» ведется не протокольно, а образно и живо.

По холодку, раненько отправились наши богомольцы в дальнюю дорогу. Зашли помолиться в Кремль, на выезде из Москвы подкрепились в трактире у Брехунова, почаевничали в Мытищах. Переночевали с клопами в Пушкине, попереживали в Талицах и Кащеевке, где, по рассказам, разбойники сидят-дожидаются, завернули в Хотьково – родителям Сергия поклониться, а заодно и переночевать там.

Наконец теплым ранним утром услышали путники вдалеке монастырский благовест и увидали на пригорке долгожданную Сергиеву лавру.

«А тут уж и Посад виден, и Лавра вся открывается, со всеми куполами и стенами. А на розовой колокольне и столбики стали обозначаться, и колокола в пролетах. И не купол на колокольне, а большая золотая чаша, и течет в нее будто золото от креста, видно уже часы и стрелки. И городом уже запахло, дымком от кузниц…

Идем по белой дороге, домики уж пошли, в садочках, и огороды с канавами, стали извозчики попадаться и подводы. Извозчики особенные, не в пролетках, а троицкие, широкие, с пристяжкой…

Мы – в Посаде, у Преподобного. Ходим по тихим улочкам. Разыскиваем игрушечника Аксенова, где пристать. Торопиться надо – меня в гостиницу отвести, папашеньке передать с рук на руки. Горкину надо в баню сходить помыться после дороги, перед причастием, да Преподобному поклониться, к мощам приложиться, да к Черниговской, к старцу Варнаве, сбегать поисповедоваться, да всенощную захватить в соборе…

Улицы в мягкой травке, у крылечка «просвирки» и лопухи, по заборам высокая крапива, – как в деревне. Дощатые переходы заросли по щелям шелковкой, такой-то густой и свежей, будто никто и не ходит. Домики все веселые, как дачки, – зеленые, голубые; в окошках цветут гераньки и фуксии и стоят зеленые четверти с настоем из прошлогодних ягод; занавески везде кисейные, висят клетки с чижами и канарейками, – и все скворечники на березах… И отовсюду видно розоватую колокольню Троицы: то за садом покажется, то из-за крыши смотрит – гуляет с нами. Взглянешь – и сразу весело, будто сегодня праздник. Всегда тут праздник, словно Он здесь живет…

Я устал, сажусь у столбушков на краю оврага, начинаю плакать. В овраге дымят сарайчики, „блинные“ там на речке, пахнет блинками с луком, жареной рыбкой, кашничками… Лежат богомольцы в лопухах, сходят в овраг по лесенкам, переобувают лапотки, сушат портянки и онучи на крапиве. Повыше, за оврагом, розовые стены Лавры, синие купола, высокая колокольня Троицы – туманится и дрожит сквозь слезы…

Вот широкая площадь, белое здание гостиницы. Все подкатывают со звоном троицкие извозчики. А мы все плетемся – такая большая площадь… Девчонки суют нам тарелки с земляникой, кошелки грибов березовых. Старичок-гостинник, в белом подряснике и камилавке, ласково говорит, что у Преподобного плакать грех, и велит молодчику с полотенцем проводить нас „в золотые покои“.

Мы идем по широкой чугунной лестнице. Прохладно, пахнет монастырем – постными щами, хлебом, угольками».

На следующий день путники рано утром приложились к мощам, поставили свечку дорожную, зашли в хлебную «благословиться хлебцем». По заведенному издревле порядку, каждый богомолец получал в Троице ломоть душистого свежего хлеба. Прошлись по игрушечным рядам. Далее Шмелев истратил несколько страниц, перечисляя названия игрушек, всяких поделок, вспоминая десятки предлагаемых в блинном ряду кушаний и выкриков зазывал. Они напробовались всякой разной снеди в блинных рядах, полных аппетитных запахов и призывных слов торгующих, попрощались с хозяином, вышли за ворота, покрестились на Троицу…

Революционные события XX в. на какое-то время прервали эту традицию народного паломничества. В марте 1919 г. была распущена Московская духовная академия, а в апреле 1920 г. вышло постановление Совета народных комиссаров о закрытии Лавры. В 1929 г. были закрыты последние скиты близ Лавры.

Но уже в начале 1946 г. в Лавре начала возрождаться монашеская жизнь. С этого времени сюда снова потянулись богомольцы – сначала небольшими ручейками, а затем полноводным потоком, достигшим и даже преодолевшим масштабы XIX в. 17 июля 2014 г., накануне дня празднования 700-летия преподобного Сергия Радонежского в Лавре собралось свыше 50 тысяч паломников более чем из ста епархий Русской Православной Церкви. А в 2017 г., по данным министра культуры Московской области Оксаны Косаревой, Троице-Сергиеву лавру посетили более 1,2 миллиона туристов и паломников со всего мира.