К ее удивлению, усталость прошла, настроение резко улучшилось, и она уже не понимала, отчего так переживала поступок Сильвера, принимаемый ею за измену. Какая может быть измена? Она ему никто, никаких обещаний они друг другу не давали, следовательно, он волен поступать так, как пожелает.

Вот если б они были связаны взаимными клятвами, тогда у нее было бы право негодовать. А они всего лишь ехали вместе, что совершенно ничего не значит. Он, как настоящий мужчина, точно так же придерживал бы, спасая от падения, любую женщину, которую был вынужден везти.

Какая ей разница, что он несколько дней провел в чьей-то постели? Как целительница, Амирель прекрасно понимала, что для мужского здоровья необходимо своевременно избавляться от накопленного семени. Так что все вполне объяснимо и понятно. И нечего делать из этого глупую трагедию.

Роскошное платье было так неудобно и давило на грудь, что она решительно стянула с себя тяжелое придворное одеяние и натянула мужские штаны и рубаху, в которых приехала из Северстана. Прачки привели этот нехитрый наряд в порядок, но вот кафтан не выдержал тягот долгого пути и распался буквально на веревочки.

В одной рубахе было холодновато, и она призадумалась. Попросить кафтан у мужа? У него их несколько, она знает. Подошла к камину и крикнула внутрь:

– Феррун! – подождав еще немного, громко повторила: – Феррун!

Не получив никакого отклика, кроме тусклого эха вдалеке, звучно позвонила в сонетку. В комнату вошла немолодая дама в придворном платье, обвешанная целой грудой драгоценностей, приветственно кивнула и возмущенно уставилась на ее странный вид.

– Как вы одеты! Это постыдно для женщины! Немедленно переоденьтесь! – категорически указала она, нимало не сомневаясь в своем праве учить придворному этикету какую-то не умеющую себя вести заезжую крестьянку.

Амирель не на шутку разгневалась. Вот ведь цаца! Не терпящим возражений тоном распорядилась:

– Принеси мне мужской кафтан, да поживей!

Чуть приоткрыв рот от изумления и быстро заморгав, дама вприпрыжку помчалась исполнять поручение. Амирель с некоторым злорадством похвалила себя и свой такой полезный временами дар. Решив, что с этого времени будет использовать его полностью, не стесняясь, посмотрела по сторонам.

Посланная ею дама быстро вернулась, принесла чей-то суконный камзол. Надев его, Амирель подогнула рукава, покрутилась перед зеркалом, рассматривая явно великоватую одежку, но решила, что одета вполне сносно. Во всяком случае, дышать в нем было гораздо легче, нежели в неудобном платье.

Поскольку Феррун на ее зов так и не появился, пошла вниз, раздумывая, чем же ей заняться, раз появилось столько сил и она больше не чувствует себя измученной. Припомнив, что Сильвер не раз говорил ей о своей тетушке, настоятельнице монастыря, решила ее навестить. Конечно, они не были представлены друг другу, но в ее теперешнем радужном настроении это казалось несущественной мелочью.

Выйдя на дворцовую площадь, с улыбкой посмотрела вокруг. Стражники, стоявшие возле дверей, озадаченно скосили на нее глаза, но даже не пошевелились, прикидываясь безмолвными статуями. Амирель задумчиво почесала бровь, раздумывая, кому бы приказать подать ей карету.

Умных мыслей в голове отчего-то не оказалось, и она сама пошла вдоль дворца, надеясь обнаружить конюшни. Ведь если здесь есть лошади, то и конюшни для них должны быть где-то рядом. Это казалось вполне логичным, и она надеялась отыскать их довольно быстро.

Амирель дошла уже до главного портала, когда дорогу ей невежливо перерезало трое верховых. Один из них спрыгнул и вошел внутрь, двое остались дожидаться его снаружи, глазея по сторонам. Всадники мешали пройти, и Амирель вздумала их обойти.

Один из них, с подозрением взглянув на крадущуюся по парку несуразную фигуру в разлапистом не по росту кафтане, спрыгнул с коня и угрожающе встал перед ней.

– Ты кто такой? – спросил требовательно, решив, что перед ним жалкий воришка.

– Я – это я, – гордо поведала ему Амирель, прикидывая, а не взять ли ей его лошадь. А что? В мужском костюме она вполне может ехать к Фелиции и верхом.

Ведь зачем бродить по дворцовой площади невесть сколько, когда все, что ей надо – вот оно, перед ней?