Протянул руку Амирель, чтоб посадить ее перед собой, но та возмутилась:
– Я не желаю сидеть по-мужски в твердом седле! Хочу боком и на мягкой подушке, что мне подарила та корежанка!
Феррун закипел как чайник, желая потрясти ее так, чтоб зубы застучали. И неизвестно, чем бы дело кончилось, если б из конюшни не прибежал грум, неся забытую подушку. И только тогда Амирель с видом знатной дамы позволила мужу посадить себя перед ним и приняла вид чопорный и недоступный.
Они уехали, а сенешаль нескио, приехавший к наместнику с докладом, запустил руку в плотный ворот, оттянул его, озадаченно повертев головой, и удрученно постановил:
– Страсть одна эти колдуньи, а? Вздумает превратить кого в дерево, превратит ведь и не заметит!
Остальные невинно пострадавшие с ним были полностью согласны. И даже Беллатор, работающий в своем кабинете и не слышавший этих слов, опасался того же, но с единственной поправкой: он приказал не ставить бутылки с вином в покоях Амирель, а на трапезах, в которых та будет принимать участие, вина ни в коем случае на стол не подавать. А то вздумает еще попробовать или, наоборот, обидится, что всем дают, а ей нет. Береженого, как известно…
Спешивший к раненым Феррун не поехал по улицам города, где вполне можно было наткнуться на кого-то, кто хотел покончить счеты с жизнью, из-за собственной нерасторопности попав под копыта вихрем мчащейся Агфе, а направил кобылку на окраину, откуда по объездной дороге беспрепятственно выехал на главный южный тракт.
Амирель тут же укачало, не столько от качки, сколько от выпитого вина, и она, положив голову мужу на плечо и обхватив руками за талию, мирно заснула, то и дело ерзая, чтобы устроиться поудобнее. Феррун, вынужденный ее держать, спасая от падения, бесился, но понимал, что предпринимать что-либо бесполезно. Пока она не проспится, разговаривать с ней и ругать просто глупо.
Через несколько часов из Амирель выветрился весь хмель, и она проснулась. Увидев, что они опять куда-то скачут, беспокойно спросила:
– Где это мы?
Феррун ехидно известил:
– Там, дорогая моя женушка, где перед тобой никто валиться на колени не будет.
Она опешила.
– О чем ты говоришь? Кто валился передо мной на колени? И что им от меня было надо?
– Твои приказы трудно игнорировать, голубушка, – ядовито пояснил он, – а ты несколько раз приказывала приехавшим из Ключграда уставшим воинам падать перед тобой ниц. И чем они тебе не угодили, интересно?
Амирель ошеломленно замерла, покраснев до кончиков волос. Последнее, что она помнила, это вкус вина, выпитого ею вместо воды. Неужто она опьянела? Стыд-то какой! Какое коварное вино! И с чего оно показалось ей похожей на разведенный сок диких ягод, что она пила в родительском доме?
– Ничего не помню, – она закрыла лицо руками, – ой, как стыдно!
– Не вздумай реветь, я не выношу слез! – быстро заявил Феррун. И с внезапным смешком выдал: – Но ты такая потешная была, просто умора! – и от всей души расхохотался.
Амирель вмиг раздумала каяться. Разве она виновата, что в покоях не было обычной воды, а ее замучила жажда? Вот кто подсунул ей то дурацкое вино, тот и виноват! Она понимала, что не права, но, похоже, Феррун заразил ее своей бесчувственностью к людям.
– А куда мы едем? Опять лазутчиков ловить? – и она с тревогой посмотрела на грудь мужа, где находился зловещий камень. Надевать его отчаянно не хотелось.