«Миновав ложбину и добравшись неожиданно до возвышенности, откуда дорога расходится во все стороны и во всех направлениях открывается прекраснейший вид, можно ненадолго остановиться и поразмыслить, куда обратиться прежде всего» [46:141].
Что это за возвышенность открывается в начале третьей главы? – Проанализированная во второй главе «Ирма»! Путешествующий по страницам читатель раздумывает, куда ему пойти, и, говорит Фрейд, нечто похожее происходило и с ним после того, как он истолковал этот сон.
К мотиву путешествия Фрейд возвращается в узловом пункте, в начале седьмой главы, в связи с появлением еще одного принципиального сновидения, которое называется «Отец, разве ты не видишь, я горю». Говоря о неполноте своей теории сновидений, которую не создать до построения психического аппарата, Фрейд пишет:
«Но, прежде чем вступить со своими идеями на этот новый путь, мы хотим остановиться и оглянуться назад, посмотреть, не упустили ли мы в нашем путешествии чего-нибудь важного. Ибо мы должны четко понимать, что удобная и приятная часть нашего пути лежит позади. До сих пор, если я не ошибаюсь, все пути, по которым мы шли, приводили нас к свету, значению и полному пониманию; но с того момента, когда мы захотим глубже проникнуть в психические процессы при сновидении, все наши тропы будут вести в темноту. Мы не можем
Фрейд должен найти
Читатели, во тьму! За Фрейдом!
Впрочем, и во тьме, когда к ней привыкнешь, начинаешь кое-что различать. Во тьме прочитываются два перехода. Именно в «Толковании сновидений» Фрейд совершает два необычайно важных для истории психоаналитической мысли хода.
Сновидение – явление отнюдь не однозначное. Оно – и норма, и патология, если воспользоваться ключевыми понятиями медицинского дискурса. Сновидения видят практически все люди, и, стало быть, оно – норма, но все же оно представляет собой галлюцинаторное путешествие, и в этом отношении оно подобно психотическому состоянию. В предисловии к первому изданию «Толкования сновидений» Фрейд указывает на то, что сновидение – одно из звеньев той цепи душевной жизни, в которую включены также истерические симптомы и фобии, навязчивые и бредовые представления. Так что остается сделать вывод: врачи обязаны заниматься сновидениями, иначе они тщетно будут пытаться понять психопатологические состояния. Здесь Фрейд не задается вопросом, нужно ли врачам понимать психопатологические состояния, или им нужны симптомы, позволяющие ставить диагноз, предписывать лечение и поддерживать свою позицию знающего господина доктора.
Самоанализ в сновидении «Об инъекции Ирме» оказывается проходом в психоанализ. Анализируя это сновидение, он становится психоаналитиком, и другим открывает эту возможность: «Когда меня спрашивают, как можно сделаться психоаналитиком, я всегда отвечаю: с помощью изучения своих собственных сновидений» [46:39]. Ирма открывает врата в психоанализ.
Если первый переход пересматривает границы нормы и патологии и устремляет к новому осмыслению психических процессов, то второй – через осмысление этих самых процессов выводит на сцену фигуру психоаналитика. Два перехода организуют своеобразное «двойное путешествие, одно из которых, теоретические разработки, совершается рука об руку с другим – с самоанализом и самопознанием» [6:52]. Это даже не просто двойной переход, или двойное путешествие, но двойное перемещение-превращение
Узловым пунктом этого перемещения и становится сновидение «Об инъекции Ирме». Оно дает рождение психоаналитику Фрейду и Библии психоанализа – книге «Толкование сновидений». Неслучайно книга называется именно так, а не иначе. Неслучайно именно в процессе чтения этой книги происходит рождение психоаналитика. Неслучайно Фрейд вспоминает событие в «Белльвю» и пишет Флиссу чуть ли не пять лет спустя, а именно 12 июня 1900 года, следующие слова:
Здесь 24 июля 1895 года
тайна сновидений
открылась д-ру Зигмунду Фрейду
Мечта Фрейда, можно сказать, сбылась и не сбылась. Замок постепенно приходил в упадок, ив 1961 году был окончательно разрушен, так что табличка на нем появиться не могла. И все же она явилась на свет, в другом месте и в другом виде. 6 мая 1977 года Венское общество Зигмунда Фрейда в присутствии Анны Фрейд установило мемориальный камень на месте снесенного замка. На камне – слова Фрейда «Здесь 24 июля 1895 года…». Его откровенное желание стало явью.
Впрочем, важнее то, что в ту ночь 1895 года ему открылась тайна сновидений. Он ее не открывал. Она сама ему открылась. И произошло это отнюдь не на пустом месте. Он ждал и верил в эту встречу. Почва, если не сказать онейропочва, была подготовлена и уготовлена. Фрейд ждал. Ждал и в течение многих лет проявлял к миру сновидений особый интерес.
Катабасис Фрейда на пути к тайне сновидения
Уже в начале 1880-х годов Зигмунд Фрейд пишет невесте об интересе к своим сновидениям. Он вносит их в специально заведенный для этого блокнот. Он видит сны о борьбе за Марту. Видит чудесные ландшафты. Видит сны о том, как видит сны.
Лет через десять он записывает уже не только свои сны, но и сны своих пациентов. При этом он соотносит ассоциации пациентов со своими собственными, сновидения пациентов – со своими. Самоанализ и анализ пациентов проникают друг в друга. Через других Фрейд вновь и вновь возвращается к себе, вновь и вновь погружается в себя. К записи об анализе Эмми фон Н. от 15 мая 1889 года Фрейд делает пространное примечание, в котором пишет о силе принуждения к ассоциации, можно даже сказать, о навязчивой власти, а точнее даже о власти навязчивости, подталкивающей к ассоциациям