Как раз в этот момент и прибыл Андрей Назарович, чрезвычайно заинтересовавшийся раздобытым трофеем и тут же упаковавший его в бумажный пакет, чтобы такую архи важную улику вконец не залапали. Единственное, в этом случае он не смог удержаться от вполне справедливого замечания:

– Я думал, Настя, что ты оперативница умная и понимающая, что в таком сложном деле к доказательствам следует относится, ну, более ответственно что ли; ты же взяла ее сразу руками и «наоставляла» на ней своих отпечатков – кого мы теперь, по-твоему, будем искать?

– Разумеется, преступника, – все еще сохраняя неуместное в данном случае недовольство, пробурчала оперативница, хотя и прекрасно понимала, что, по существу, опытный в таких вопросах офицер сейчас прав, поэтому, как бы оправдываясь, она тут же продолжила: – Там все случилось настолько внезапно, что у меня не было никакой возможности оставлять эту улику на месте и дожидаться, пока она понадобится кому-нибудь постороннему. Поэтому, не имея времени ее охранять до рассвета – мне еще надо было разговорить единственную свидетельницу, – я приняла, как мне тогда казалось, единственно правильное решение – забрать ее с собою в отдел; таким образом, мы хотя бы что-то имеет и знаем, что нам достался очень умелый преступник, отлично владеющий метательной техникой и априори боевыми искусствами.

– Мы это уже поняли, – вмешался в разговор своенравный руководитель, не пожелавший остаться в стороне от столь весомого обсуждения, – тебя предупреждают на будущее – ведь так? – обратился он за подтверждением к более грамотному в подобных вопросах эксперту и, получив одобрительный кивок головы, продолжил: – Чтобы, прежде чем в дальнейшем действовать, ты сначала думала или же советовалась с кем-нибудь, кто старше тебя либо опытнее; сейчас же, – тут он посчитал, что просто обязан сменить тему и подумать о «боевом» состоянии своей подчиненной, которое в любой момент могло понадобиться для решения ответственных и сложных задач; а в таких случаях она должна была быть полностью «собранной», – Настасья, иди отдыхай – ты уже вторые сутки не спавши, – мне же нужны сотрудники, способные не просто решительно действовать, а еще и принимать при этом вполне осмысленные решения, тем более что здесь по большому счету пока все равно особо и делать-то нечего; ну, а будешь нужна – я тебя «подниму».

Криминалист к этому моменту уже вплотную занимался исполнением своих основных обязанностей и, изучая страшно изуродованный труп, практически полностью аналогичный тем, что ему довелось осматривать накануне, привычно наговаривал в диктофон произведенные им наблюдения. В общем-то, принимая во внимание все только что сказанное начальником, Юлиевой, и правда, в настоящий момент заниматься было нечем и у нее появилась возможность для так необходимого отдыха: только сейчас она действительно ощутила, как же она на самом деле устала, причем как физически, так и морально, и что ей «всамделешно» – именно такое слово промелькнуло в ее прекрасной головке – необходимо «раствориться» в восстановительных сновидениях – пускай даже хотя и недолгих. Она не стала дожидаться чересчур активного следователя Комитета, которому, собственного говоря, было совершенно безразлично, кто и чем занимался в ночное время, а получив надлежащее разрешение, незамедлительно им воспользовалась и заспешила домой, где, приняв ванну и «проглотив» два бутерброда, «повалилась» на мягкий матрас своего удобного, до сих пор односпального, ложа и тут же забылась кошмарным, тяжелым сном.

Пока оперативница почивала, набираясь душевных, телесных и умственных сил, а, как и всегда, прибывший к самому окончанию осмотра следователь СК, с чутким сопровождением эксперта, занимался составления протокола осмотра места происшествия, так неожиданно образовавшегося прямо у центральной двери городского участка, руководитель отделения принимал у себя в кабинету троих, чрезвычайно влиятельных, посетителей.

Первым был заместитель министра обороны России генерал-лейтенант Востриков Василий Владимирович. Это был человек, без преувеличения, властный, высокомерный и просто пышущий зашкаливающими амбициями; он давно уже достиг пятидесятилетнего возраста, его же, так трагически и необдуманно погибший, отпрыск был от второго брака и являлся, казалось бы, полной копией своего отца, вследствие чего у родителя выделялись практически те же черты, что и у сына, но только за небольшим исключением, а именно: высокий рост, переваливший планку в сто восемьдесят пять сантиметров, спортивная, атлетически развитая фигура, привлекательная, но уже подверженная старению физиономия, каре-оливковые глаза, пожалуй уже всегда передававшие исключительную серьезность и лишь изредка, разве что дома, в кругу семьи, становившиеся веселыми и игривыми, прямой, несомненно аристократический, нос, что, впрочем, подтверждено родословной, тонкие губы предвзятого, жесткого человека, волевой подбородок, маленькие, плотно прижатые ушки, короткая, аккуратная прическа черных волос; одежда его, видимо для придания себе большей значимости, отличалась, соответственно званию, присвоенной формой.

Второй являлся помощником министра иностранных дел и представился господином Сулиевым Альбертом Анатольевичем. Вот он никак не был похож на свою распрекрасную дочку – умерщвленную так жестоко! – и, едва достигнув тридцати девятилетнего возраста, выделялся низеньким ростом, не превышающим сто пятьдесят сантиметров, полноватым телосложением и неказистой фигурой, что, по крайней мере, частично сглаживалось строгим, дорогим костюмом черного цвета, придававшим ему солидности и сочетавшимся с белой мужской сорочкой и красным галстуком; лицо имело округлую форму, с пухлыми щеками, светло-зелеными глазами, в основном прямом, но расширяющимся на конце, словно картошина, носом и заплывшими жиром губами; маленькие ушки были плотно прижаты и совсем не скрывались за зачесанной назад прической рыжих волос.

Третьим визитером оказалась тридцативосьмилетняя супруга Сулиева – Мария Антоновна, работавшая в делопроизводстве Министерства иностранных дел и своим внешним образом, как, впрочем, и своенравным характером, практически полностью передававшая погибшую дочку: она также от природы являлась жгучей брюнеткой, но имела немного другую прическу, едва скрывавшую небольшие ушки и выглядевшую пышно, ухожено и очень эффектно; несмотря на возраст, эта женщина умудрилась сохранить восхитительную фигуру, где выделялись и упругая грудь, казавшаяся чуть больше, нежели чем у дочки, и узкая талия, и, нечего греха таить, несравненная ягодичная область, переходящая в прямые, красивые ноги; на прекрасном личике можно заострить внимание на темно-карих выразительных глазках, на веках украшенных, сообра́зно положения, не вызывающим макияжем, маленьком, аккуратненьком носике, а также пухлых и алых губках и естественной смуглой кожей; ее одежда, точно как и у мужа, состояла из дорогого, но только дамского костюма светло-серого цвета, прикрытого сверху расстегнутым однотонным плащом, на ногах же были обуты в тон сумочке черные туфли, бывшие, соразмерно возраста, на небольшом каблучке.

– Я уже в курсе ваших дел, – начал разговор заместитель министра обороны, оказавшийся в этом кабинете самым старшим как по должности, так и по званию и взявший на себя инициативу, заметив, что Бунько несколько стушевался в присутствии столь высокопоставленных посетителей, – и какая вас здесь, в Калининградской области, захлестнула преступность в последние пару дней, что видно не только по вашим недоумевающим лицам, но чему мы и сами только что стали свидетелями. Вместе с тем мы приехали сюда совсем не затем, чтобы указывать Вам, товарищ подполковник, на недостатки работы – хотя они очевидны! – раз вам прямо к отделу подкидывают такие жуткие трупы.

Тут генерал замолчал, словно собираясь с дальнейшими мыслями, а Евгений Захарович, посчитавший, что хоть как-то должен отреагировать на монолог высокопоставленного гостя, лишь виновато промолвил:

– Да уж… да… прямо беда какая-то… никогда такого не было.

– Господин Востриков начал издалека, – неожиданно заговорила прекрасная женщина, играющим еле видимой лихорадкой лицом в тот же момент передавшая, какое чрезвычайно сильное испытывает волнение, – но лично я думаю, что это неправильно: нас всех здесь интересует судьба наших детей, отправившихся в пятницу, тридцатого апреля, сюда на экскурсию.

– Спасибо, Мария Антоновна, – вежливо прервал генерал-лейтенант рассказ взволнованной матери, неприятно сморщив физиономию, выказывая явное неудовольствие излишнему рвению, – но я возьму на себя смелость предположить, что ей неизвестны все исчерпывающие подробности, подвигнувшие наших детей отправится в это – Богом забытое! – место, которые тем не менее, уверен, будут интересны полицейскому подполковнику.

Да? – не собиралась так просто сдаваться Сулиева, в основном казавшаяся добродушной, но вполне могущая, когда это было надо, показать своенравность характера. – А Вам, Василий Владимирович, все известно? Хорошо, тогда, сделайте милость, посвятите и нас в суть их планов здесь, в кабинете местного начальника, раз не смогли поведать нам этого еще в самолете – и это почти за два часа совместного лета!

Напряженность возникшей ситуации объяснялась довольно просто: пропали двое молодых людей и родители, уже не надеяясь застать их живыми, готовились к самому худшему, а потому были на взводе. Хоть как-то разрядить накал страстей и у той, и, соответственно, у другого взял на себя труд до сего момента лишь наблюдавший и молчавший Альберт Анатольевич:

– Будьте любезны, господа, прекратите цепляться и вводить подполковника в еще большее смущение и, как следствие, ступор. Милая, – обратился он в следующий момент к вдруг «взбунтовавшейся» женщине, – не надо накалять и без того неприятную обстановку – пусть товарищ генерал-лейтенант посвятит нас в курс дела, если по каким-то своим, ему одному известным и, я не сомневаюсь, – следующее слово он выделил ударением, – важным! – соображениям он не смог этого сделать раньше.

– Спасибо, – раздраженно проговорил Востриков, привыкший за последние несколько лет прислушиваться к мнению только двух человек – Министра и Президента, – что разрешили мне, наконец, выразить свои мысли. Итак, мой избалованный сынишка раздобыл где-то сведения, что якобы в Калининградской области существует некое крайне засекреченное и так называемое логово смерти, оставшееся еще со времен Великой Отечественной войны и разработанное в свое время фашистами. Он почему-то втемяшил себе в мозги, что – хотя многие сотни специалистов занимались розысками того тайного места и ничего не нашли – он обязательно отыщет то ужасное место.

– Простите, товарищ генерал-лейтенант, что прерываю, – вмешался в речь высокопоставленного командира местный руководитель, которого, действительно, интересовали все существующие подробности, – но вот вы сказали «ужасное»… а в чем именно выражается это сравнение?

– Как существует легенда, а может, и совсем не легенда, – не обращая внимание на нарушение принятой среди людей в погонах субординации, продолжал между тем Василий Владимирович, лишь слегка скривив и без того строгую мину, – что на территории бывшей Восточной Пруссии, подвластной в годы войны германским войскам, существовала секретная лаборатория, где на людях проводились страшные исследования, не поддающиеся нормальному восприятию, и что, по всей вероятности, некому доктору Кригеру удалось изобрести эликсир молодости, и что он до сих пор продолжает оставаться живым. Я тогда посмеялся, когда он поведал мне всю эту историю, ведь считал раздобытую им информацию полным абсурдом, потому что хотя у нашего министерства и имелись сведения о существовании некого исследовательского фашистского центра – но бессмертие?! – это я приписал воспаленному молодому воображению; и, наверное, именно поэтому я и не стал тогда воспрепятствовать его решению – отправиться в это захолустье и провести здесь майские праздники. Как теперь известно, – тут он легонько кивнул в сторону своих спутников, – что он отправился сюда не один, а прихватил с собой вашу дочку, свою однокурсницу и, в то же самое время, возлюбленную.