Наверное, в случае с несчастным Моисеенко имели место государственные интересы, а тут — маленькая несовершеннолетняя частность.

И тем единственным небольшим образованием не разрешили воспользоваться. После педагогического техникума он не работал по специальности ни одного дня.

«Я был остановлен в дремучем советском лесу разбойниками, которые назвались моими судьями. …И все было страшно, как в младенческом сне». «Меня принимают за кого-то другого. Удостоверить нету сил. Как стальными кондукторскими щипцами, я весь изрешечен, проштемпелеван. Когда меня называют по имени-отчеству, я каждый раз вздрагиваю — никак не могу привыкнуть — какая честь!

…И все им мало, все им мало».

Это — Мандельштам о себе. И о Моисеенко тоже.

«Меня принимают за кого-то другого. Удостоверить нету сил».

Его воспоминаниям о последних днях поэта тоже долго не верили.

— Там было столько правды, что лгать-то зачем?

Говорят, в некоторых азиатских странах беременная женщина нашептывает будущему ребенку, что ждет его на земле, и он сам, еще в утробе, решает — рождаться ему или нет.

— Если бы у вас был выбор?..

Моисеенко отвечает с грустной убежденностью.

— Родиться — надо. Как же отказаться от того, что отпускает тебе природа. Увидел жизнь.

Недавно я столкнулся в Белоруссии все с тем же — приговор, тюрьма, лагерь. Жертва — старик, дважды Герой.

На середине долгого обратного пути, когда до Минска оставалась еще добрая сотня, в сумерках на развилке мелькнул указатель «Осиповичи». Уже и поезд мой уходил скоро на Москву, и молодой водитель Володя Ковальков из «БелКП-ПРЕСС» спешил домой в Минск. Но помчались обратно, крюк — километров 80.

В вечерних Осиповичах мы больше часа колесили в поисках дома. Чем безуспешнее искали, тем тягостнее было чувство, что и самого Моисеенко, наверное, уже нет.

— Пока не найдем — не уедем, — сказал Володя.

В райисполкоме горел свет в единственном окне. Управделами Виктор Викторович Шильцев, как оказалось, немного знает Моисеенко.

— Из них двоих кто-то умер недавно. Телефон молчит.

Поехали втроем.

После долгих звонков за зверью послышалось шевеление. Дверь медленно открылась — Моисеенко, маленький, похудевший.