Уже неделя как он живет на верхней площадке дома.

Через двенадцать дней последние жильцы съедут, и здание будет оцеплено. Работы продлятся не меньше месяца.

Через сорок три дня непонятное облако в хвосте Персеид вспыхнет в небе, как фейерверк.

Через сорок четыре, то есть ровно на следующий день, здание взлетит на воздух.

Это значит, незнакомец должен оставаться здесь до последнего. Только у Норбера, если повезет, есть шанс пройти за ограждение и проверить, как у него дела. А еще это значит, что я до сих пор не знаю, зачем мы все это делаем. На крышу приземлится летающая тарелка и заберет его? Не верю в это ни секунды. А раз так, если допустить, что ему удастся целый месяц прожить на крыше незамеченным, что будет, когда сработают заряды взрывчатки и здание рухнет как карточный домик?

Лето не кончится никогда.

Я долго разговаривал с Жюли и Эллиотом, оба выглядят нормальными, у обоих вроде бы с головой все в порядке, хотя Эллиот в итоге рассказал мне, что однажды точно видел НЛО, когда наблюдал за звездами где-то в глуши на юге Луары, посреди виноградника. О Жюли не знаю, что и думать. Я до сих пор в шоке, что она нашла незнакомца, просто дотронувшись до предмета, который ему принадлежит. В тот памятный день, когда она привела нас на крышу, я спросил у нее, действительно ли тот человек — пришелец. Прямо она не ответила, только сказала, что он ужасно одинок. Она заговорила об инакости и объяснила, что иногда сделать шаг навстречу и понять другого бывает очень легко, но что никогда еще она не чувствовала такого барьера. Когда она прикоснулась к незнакомцу, он стоял рядом и в то же время как будто на другом конце Вселенной. Так и сказала: на другом конце Вселенной. Ей было очевидно, что в данном случае ни одно общество поддержки беженцев ничего не сможет сделать. А утренний случай с проверкой на стройке доказал мою правоту: человека преследуют. Вряд ли можно рассчитывать, что полиция захочет защищать мигранта без документов, говорящего на непонятном языке. Если мы заявим в какое-нибудь общество, подвергнем его опасности: у преследователей, без сомнения, есть связи в приютах для бездомных.

Я сказал себе, что этого не может быть, вся история не имеет смысла. Дальше, на следующий день, пока мы с Норбером расставляли бутылки с питьевой водой, незнакомец прощелкал сорок девять раз. А еще через день они с Жюли просидели час, держась за руки, пока мы так и эдак пытались втащить этажерку через люк пожарного выхода.

И далее в том же духе.

Однажды вечером Норбер сунул в сумку планшет, и мы поднялись на башню. Наступавший вечер принес немного свежести на смену жгучему дню. Мы прислонили к стене подсобки матрас, усадили незнакомца в середину, уселись сами, и Норбер включил фильм, а небо постепенно чернело.

«Инопланетянин». Последний раз видел его, когда был совсем маленький. Незнакомец быстро потерял интерес к движущейся картинке на экране, но не встал, а запрокинул голову и ушел в созерцание неба. Дети прятали инопланетянина у себя в шкафу, а на небе одна за другой загорались звезды. Я смотрел то на экран, то на незнакомца, то в гущу сумерек. Опускалась совершенно черная, безлунная ночь, и, хотя мы были в городе, звезды высыпали тысячами.

Я с трудом не поддался эмоциям в тот момент, когда Е. Т. и дети расстаются. Ребенком я всегда плакал над этой сценой, изо всех сил пряча слезы от других. «Мальчики не ревут», — говорит отец. Инопланетянин поднимается на корабль, конец фильма. Мы снова внесли матрас в подсобку и, не произнеся ни слова, вернулись домой. Просто чудный вечер. Наверное, я никогда уже не буду пересматривать этот фильм.